На главную страницу
Статьи

Оксана Лианова.

У сильного всегда бессильный виноват…

 

       «У сильного всегда бессильный виноват», – написал великий баснописец Крылов. Ну, не у всякого сильного, конечно… А только у такого, кто лишь выглядит или хочет самому себе казаться сильным. Впрочем, это уже гуманитарщина и не об этом речь. В настоящей статье мне хотелось бы поговорить об отношениях между государством-империей и ее единственным на сей день оппонентом, говорящим с ней на одном языке, – языке агрессии. Я говорю о так называемом мировом терроризме.

Спортивные правила строги и неумолимы: на соревнование выходят только равноценные соперники, находящиеся, выражаясь языком бокса, в одной весовой категории. Но спорт – это игра, а игра основана на правилах. Напротив, в жизни, в том числе державно-политической, люди не играют, и потому, наверное, не ограничивают себя особыми правилами. Игра – это игра, а жизнь – это жизнь, – дело куда более серьезное.

На чем основывается государство? В первую очередь, – на насилии. Насилии в отношении собственных граждан – ради их же пользы: чтобы дитя случайно не поранилось, все острые предметы нужно отбирать и прятать в стол. В чем цель государства? В обеспечении благосостояния и безопасности его граждан. Ради этой цели на ранних стадиях существования немалую часть своей энергии государства уделяли внешней экспансии, отвоевывая новые жизненные пространства у более слабых соседей и пополняя свои материальные ресурсы для обеспечения нормальной жизнедеятельности вверившихся им народов. Насилие в отношении собственных граждан ради их пользы перерастало в насилие в отношении чужих народов, – опять-таки, ради пользы тех же граждан.

Как отдельные люди, так и отдельные государства (не говоря уже о племенах и этнических общинах), все сплошь эгоцентричны и местами эгоистичны – в целях самосохранения, единственно. Даже больше: государственный эгоизм – явление куда более ощутимое и неизбежное, чем эгоизм отдельных людей, среди которых встречаются порой и альтруисты. Ради высокой цели некоторые из нас способны на самопожертвование, а ради родных и близких – едва ли не все. В отличие от своих граждан, на альтруизм и самопожертвование государство не способно по определению. Почему? Потому что основано на насилии, а значит – на страхе. Законы языческого мира суровы, ведь в нем присутствует элемент грехопадения, порождающего страх. Страх и насилие исключают любовь. Как пела когда-то Пугачова, «Все он может, все он может, а вот этого, вот этого – никак» (кажется, о «мирном атоме», которому не суждено заниматься любовью с женщиной: почему-то этот вопрос очень волновал авторов песни и, видимо, исполнительницу).

Государства умеют по-язычески защищаться, но не умеют по-христиански любить, не способны быть высокодуховными и просветленными, ибо лишены элементарных человеческих чувств, – кроме, разумеется, чувства страха. И максимум, что от них требуется, – это надзор за соблюдением законов. На том и спасибо. Разговоры об «идеальных государствах», мировых коммунах, утопических «городах Солнца» или неких надгосударственных образованиях («Святая Русь» и т.п.) – это разговоры для бедных… разумом людей. Попытки создания таких государств являются первым шагом в обратном направлении, а вторым становится тоталитарный строй, неизбежный в обожествившем и освятившем себя государстве, которое, – напомню, – основано вот именно на отрицании веры в человеческую святость.

Пока не идеален человек, не идеально и государство. Когда станет идеальным человек, тогда государство идеальным все равно… не станет: оно лишь отомрет за ненадобностью. По долгу службы государство обязано быть недоверчивым и подозрительным, как недоверчив и подозрителен полицейский в темное время суток на дежурстве у городского кладбища. Государственные власти всегда ожидают неких неприятностей. Почувствовав себя достаточно голодным, но сильным, государство и само может представлять опасность для более слабых соседей, у которых всегда найдет чем поживиться. В этом – причина большей части войн. Возникают, правда, войны и на религиозной почве, но это настолько хрупко-ломкая, издерганно-тонкая и запутанная тема, перепоясанная, к тому же, финансами по многу раз, что останавливаться на ней, давайте, сейчас не будем.

Исторические пути всех государств похожи в одном: все их умелые руки запятнаны в крови, чьи-то – больше, чьи-то – меньше. И это, как ни прискорбно признать, никогда не случается без участия людей. Но со сменою кардинальной духовной парадигмы человечество постепенно меняется. Кровавое язычество уступает место любвеобильному христианству. Исторически, на мой взгляд, человек меняется к лучшему. А вместе с ним – и государство. Точнее, государство по-прежнему остается языческим институтом, но меняется выражение его лица: оно становится христианским. Христианское государство выглядит более приветливым, гуманным и добрым, но следует заметить, что происходит это преимущественно за счет наращивания искусства лицемерия. Как и у человека, у государства появляется стыд. Христианский, к слову сказать, стыд. И когда сейчас приходится слышать, как низко падает нынешнее человечество, бездумно потребляющее интернет, рекламу, попсу и попкорн, как оно вырождается, лишаясь всех своих духовных основ, просто хочется напомнить господам моралистам историю.

Вероятно, ностальгирующие за прежней (коммунистической или христианской, – не важно) духовностью люди не желают знать, что в прежние века, – в недавнюю эпоху Ренессанса, например, – людей публично казнили, пытали, расчленяли на глазах у согнанной на это действо публики, включающей женщин и детей. А попробует сейчас какой-нибудь телеканал в дневное время показать «расчлененку» с томатным соком, так возмущенные зрители тотчас поднимают шум, поскольку этот ужас могли увидеть дети! И любой суд (в цивилизованных, конечно, странах) удовлетворит иск зрителей к данному каналу. Тогда как дети их далеких предков по законам государства просто обязаны были проходить воспитание лицезрением подобных образцов вершения государственного правосудия в режиме, как сейчас говорят, «он-лайн», и не киношные при этом наблюдать страдания, не льющийся томатный сок, не бутафорские порубленные части тела созерцать, а самые что ни есть настоящие! И представлявшие тогдашний народ державные чиновники вовсе не считали это вредным для детской психики. Напротив, по их мнению, она тем самым укреплялась. В итоге вырастали люди с соответствующим мировоззрением, а кровопролитные войны были нормальным способом решения их бытовых и государственных проблем.

Чем меньше жестокости в человеческом обществе, тем меньше, видимо, и в самом человеке. К тому же, нынешние люди, как мне представляется, нисколько не глупее прежних. Во всяком случае, они уже не высчитывают, сколько чертей, с Божьей помощью, устроится, коль есть желание, на кончике иглы. И уж конечно, они никак не хуже прежних. Попкорн и телевизор, очевидно, – грех все-таки меньший, чем дознание «ведьмы» по всем правилам инквизиторского мастерства. А если какой-нибудь державе вдруг понадобится порасширять себе пространство жизни, она уже не заявит прямо, как Портос: «Я дерусь, потому что я дерусь!» Она придумает для этого благоразумный повод. Без убийства какого-нибудь Франца-Фердинанда (инсценированного или реального) сейчас не обойдется ни один пролог войны. Кроме того, сейчас полагается предварительно выразить свой страх перед соперником, на которого требуется напасть. Например, Гитлер перед вторжением в Польшу, а затем в СССР, объявлял, что данное государство ведет себя вконец агрессивно и вот-вот нападет на Германию (хоть как бы нелепо это ни звучало в отношении Польши), а дружественный ему Сталин то же самое поведал миру об «агрессивной» Финляндии. Она-де собирается захватить город на Неве, поэтому необходимо спасти колыбель мировой революции, нанеся упреждающий удар по потенциальным интервентам-«белофиннам».

Нынешние войны начинаются преимущественно с «упреждающего удара», в целях самозащиты и в результате леденящего душу государства-агрессора страха. Так действует ядовитая змея, которая бросается на человека, если верить герпетологам, исключительно из страха. Причем нередко сам человек в неосторожности своей даже не замечает этой трусливой змеи и, конечно, не подозревает о ее душевных треволнениях. Как, впрочем, и вконец запугавшие агрессора (как правило, небольшие и слабые) государства. К примеру, Грузия вела себя недавно чрезвычайно агрессивно в отношении России, вот-вот могла напасть. Все российские газеты пестрели этой информацией. Так что пришлось испуганной до смерти России «принуждать» разбушевавшегося агрессора «к миру». В тех же газетах рядом с Грузией фигурировала и Украина, которая, по-видимому, тоже была не против поживиться территорией за счет России. Дальнейшее покажет время…

Лицемерие – конечно, грех. Но его наличие свидетельствует о стремлении соблюдать некие гуманитарные правила, которые в христианском обществе уже никто не решается открыто преступать. Вооружившись до зубов новым оружием массового поражения, нынешние государства стали менее агрессивны, а люди, несмотря ни на что, – мудрее и совершеннее. Теперь достаточно стать ядерным государством, чтобы почувствовать себя более или менее защищенным. Нет смысла доказывать свою силу: все и так знают, что ядерное оружие – это вам не хухры-мухры. И тут же… начинается давление психологическое, экономическое, политическое и т.д. Но это все-таки лучше, чем кровопролитная война. Мир практически укомплектован стабильными государствами, чьи границы считаются до некоторых пор неприкосновенными. И чтобы что-то изменить, необходим особый случай. А что касается России, то она уже сама по себе – особый случай.

Все банальные фразы верны в своей безжалостной педантичности. Верна и фраза о том, что любое насилие порождает насилие. И если некое сильное государство, вооружившись благовидным предлогом, нападает или втягивает в зону своего влияния государство послабее (последнему это, как правило, не нравится), то налицо нарушение законов спорта: тяжеловес навязывает бой легковесу и уверенно в нем побеждает. Ни один спортивный арбитраж эту победу не признает. Но здесь у нас, как было сказано, не спорт, а жизнь, так что все нормально. Пораженному сопернику остается либо смириться и подчиниться диктату сильного, либо не смириться и позаботиться о своей защите. В открытом противостоянии он шансов не имеет, хотя, безусловно, в течение длительного времени он совершает многократные попытки. Но все они кончаются безрезультатно и влекут за собой ужесточение режима и усиление репрессий против наглеца. Кто-то ломается, а кто-то не сдается и вновь и вновь берется за оружие, становясь при этом все более гибким и изворотливым. Отсюда – так называемые «нации предателей», именуемые таковыми с «легкой руки» присвоивших себе их земли государств-империй. С высоких трибун последние вещают миру о подлости и коварстве «внутренних врагов», которые не желают играть по правилам и объявлять свою враждебную позицию открыто, бьют в самые уязвимые места и не имеют ничего святого. Но здесь обличители «врагов народа» лукавят: столь яростно ими критикуемые за нарушение общечеловеческих законов оппоненты находятся в ситуации намного худшей, и их опасные демарши являются лишь следствием куда более вопиющего нарушения спортивных правил со стороны самих империй. Кто более виновен: исполнитель преступления или его заказчик? Очевидно, что вина сильных стран-агрессоров намного существенней, чем вина народов, которые берутся за оружие ради своего освобождения.

Благоразумно отказавшись от пустых попыток выступить открытым фронтом и потерпеть поражение, «предатели» в конспиративных целях готовят свои акции втайне, выжидая удобного момента, когда бдительность империи окажется притуплена и по ней легко ударить со спины, ибо это – единственный реальный шанс добиться цели. Так закладываются корни мирового терроризма. Но главная ответственность за терроризм лежит не на самих террористах, а на власти, которая фактически толкает людей на подрывную деятельность. Особенно когда эта власть сама использует террор против собственных граждан (тот же «красный террор», официально объявленный советскими вождями).

Терроризм в сегодняшнем контексте – это уже не терроризм государственной машины, за исключением разве что некоторых «развивающихся» стран, у которых не все слава Богу с культурой и экономикой. Современный терроризм (в больших масштабах) представляет собой оппозицию государственной диктатуре. Такой терроризм есть зло, но зло по истокам своим ответное. Это нервная реакция слабого соперника на беспринципное насилие со стороны сильного, стремящегося утвердить отнюдь не христианскую власть над другими народами и странами государства-агрессора.

В итоге террористической борьбы шансы воюющих сторон в некоторой мере действительно уравниваются. Организация Бен Ладена может чувствовать себя равным соперником самой сильной на нынешний день страны – Соединенных Штатов Америки – и в некоторой степени рассчитывать на успешный итог противодействия исламского патриархального мира наступающему модерновому миру протестантской Америки. Самого Бен Ладена во многом породила политика США (не говоря уже о том, что он проходил военное обучение на американских базах), а потому преступником номер один, как называют его власти Америки, он быть никак не может. Как минимум, он может быть преступником номер два, – после самих американцев, его фактических «создателей». Естественно, для них он – тот самый «предатель», повернувший оружие против собственных учителей, но Бен Ладен и ему подобные – лишь следствие. Они – причина.

Впрочем, мир так стар и многоопытен, что если мы начнем подробно разбирать причины, то никогда не остановимся, пока не дойдем до первого грехопадения в библейском Эдеме. Причину международной гиперактивности США закономерно следует искать в советском коммунизме, коммунизм – в православном пофигизме Московского патриархата, последний – в имперских амбициях Московского руководства, амбиции – в обожженности москвинов вековой ордынской властью, а также неизжитой древней обидой на Киев и т.д. Но это далеко не все. Причины дихотомичны, даже политомичны. Они множатся, разветвляются, цепляют за собой сопутствующие обстоятельства, личные интересы разных людей и народов, но все концы все равно сходятся к одной несчастной человеческой паре под яблочным деревом в раю. Как у Жванецкого: «Может, что-то не так было в самой консерватории?»

Господь создал нас равными, и чувство равенства глубоко укоренено в каждой человеческой душе. А потому все устремления угнетенных народов направлены на восстановление Божьего закона в каждом из нас. Любой человек, как и любая народность, хочет быть услышанным, жить в справедливом мире, где он может чувствовать себя равным среди равных. В конце концов, он желает быть самим собой, а не по чьему-либо желанию изображать кого-то другого. Когда власти неславянской России бросают клич ко всем славянским народам к объединению (не иначе как против остального мира), настойчиво обучая их «славянскому» самосознанию, которое, по сути, является самосознанием угро-финским, «усовершенствованным» золотоордынской властной конструкцией, то от славянского своего менталитета всем желающим объединяться придется сразу отказаться. И стать, на радость русским, другими, не-славянами, – во имя «славянского братства», разумеется. Кому это понравится? Особенно учитывая невоинственность славян, привыкших к оседлой мирной жизни, к самозащите от кочевых орд, а вовсе не к ордынской степной агрессии, ради которой как раз периодически и собирает Москва под свою грозную руку все славянские народы.

Любая угнетенная нация желает отстоять свое право на жизнь и сохранение своего творческого почерка, а не служить орудием реализации властных целей агрессора в качестве ассимилированного в этнос метрополии человеческого субстрата без собственного лица и истории. Кому-то это действительно удается. Многие этнические группы таки добиваются освобождения, но этот путь никогда не бывает увенчан розами. Напротив, он полит кровью, – как своей, так и чужой. Любая война есть преступление перед человечностью, даже война национально-освободительная. Но такого рода войны есть зло намного меньшее, чем покорное потворство злу империи, которая лишь укрепляется в своей жестокости и падает все ниже в безнаказанности распоясавшегося преступника.

Одна из самых спорных христианских рекомендаций – «Подставь левую щеку, когда бьют по правой». Естественно, ни одно государство никогда не следовало этой рекомендации. Все национально-освободительные движения благословлялись национальным духовенством, а иногда и инициировались им (например, освободительное движение украинцев в составе Речи Посполитой во многом было инспирировано православным духовенством). Насколько справедливо это христианское высказывание, я не берусь судить. Во всяком случае, Христос именно так и поступил. Но был ли это «особый случай», или самый обыкновенный, вполне приемлемый для повседневной жизни, мне трудно сказать. Я только знаю, что если злу не оказывать сопротивление, оно воодушевляется, становится уверенней в себе и, стало быть, сильнее. А значит, ничто не препятствует дальнейшему духовному падению пораженного злом человека, иллюзорно считающего себя победителем. Тогда как по христианским законам следует протянуть руку помощи духовно падающему человеку. Хорошенькая помощь – подчиняться злокозненным приказам и подкреплять, тем самым, зло!

Впрочем, в некоторых духовных учениях считается, что лучший путь наверх – из самого дна. Дескать, прежде чем возвыситься, необходимо пасть как можно глубже. Тогда приходит осознание всей мерзости падения и, как следствие, принимается решение идти наверх. Мысль, конечно, интересная. Ведь, действительно, ниже дна уже ничего нет. Все, что есть, – есть только выше. Значит, первым шагом из самого низа может быть только шаг наверх. Как в одном французском фильме, где есть эпизод с двумя сброшенными в яму узниками. Оглянувшись вокруг и увидев лишь стены, ведущие наверх, они посмотрели друг на друга в растерянности. «Ну, что ты теперь скажешь?» – спросил один. «Что ситуация теперь может только улучшиться», – ответил другой.

Но есть на эту тему и более мрачные кинофильмы. Недавно смотрела один из них, в котором некий современный Мефистофель предложил свою помощь молодому человеку, который хотел избавиться от наркотической зависимости. Провел его буквально по всем кругам ада, напугал до смерти, в результате чего, – о чудо! – молодой человек полностью очистился и завязал не только с наркотиками, но и со всеми возможными другими неприятностями. Так возобладало торжество манихейских идей, которыми и по сей день проникнуто христианское социальное пространство. Прекрасный рецепт: уж если мне хочется стать лучше и чище, то следует начинать с наркотиков, затем неплохо бы кого-нибудь убить или хотя бы поучаствовать в процессе, и т.д. И лишь после этого у меня появятся прекрасные духовные перспективы. Хочешь мира – готовься к войне! А из современных молодежных лозунгов можно воспользоваться следующим: «Человек должен попробовать в жизни все!» Причем подразумевается при этом – попробовать непременно плохое. Не спасти ребенка из горящего дома (это не поможет), а напиться до чертиков, обколоться, и т.д. Вот только тогда, конечно, получишь такого пинка под зад от Вельзевула, что обретешь в итоге святость. Какое просветление без пинка от Вельзевула? Какое добро без зла? Нет такого. По крайней мере, так думали приснопамятные манихеи.

В контексте вышеизложенных соображений можно сказать, что в христианской фразе о подставленной щеке может быть заложена мистериальная идея о максимальном духовном падении ради однозначной дальнейшей перспективы движения наверх. Подставляй, дескать, левую щеку, чтобы твой обидчик быстрее и как можно эффективнее проникся духовным недугом, а там – Бог даст – он как-нибудь выкарабкается из пропасти. Быстрее начать – быстрее кончить. Только как ему потом в кромешной темноте не погибнуть и найти в себе силы на путь наверх? Вот в чем вопрос. И где их брать, эти творческие силы, на полном духовном дне, которое как раз и отличается отсутствием каких бы то ни было положительных сил? Впрочем, мистерия распятия Христа и дальнейшего его воскресения вполне оптимистична на этот счет. Одно лишь замечание: Христос не заключал в себе зло. Напротив, он был преисполнен любовью, в то время как об утверждающем свою власть преступнике этого не скажешь. Тем не менее, Христос символизировал собой все грешное человечество и отбывал наказание не за себя. То есть не все так однозначно. Может статься, что вся христианская история есть история духовного падения и схождения человечества на Голгофу вслед за Христом. А значит, католическая церковь, сжигающая «ведьм», и православная церковь, исполняющая приказы языческой власти, есть замечательные вехи на пути к человеческому просветлению из глубокого ДНА? Вот только как потом обеспечить просветление на дне, – для меня полнейшая загадка. А потому я верю в правоту народов, которые не желают подставлять свои щеки и сражаются за независимость. Для меня христианство – это религия не рабства, а свободы.

С волками жить – по-волчьи выть. В условиях диктата сильных государств все малые народы для своего освобождения используют доступные им средства из арсенала своих собственных обидчиков. Как бы там ни было, но большая часть освобожденных от прежнего гнета народностей и государств добились независимости именно в результате продолжительной террористической и открытой военно-освободительной, при сильном внешнем покровительстве, деятельности. Других возможностей у них просто не было. Вся освободительная борьба основана на терроризме и периодической помощи извне со стороны заинтересованных союзников.

Терроризм и ответные правительственные акции в отношении невинных жителей нередко приводят к усилению народного недовольства и пополнению рядов повстанцев. А это, в свою очередь, парадоксальным образом увеличивает шансы народа на освобождение. Так было в годы гражданской войны на Украине, когда формирования Зеленого, Григорьева, Махно и др. организовывали на борьбу целые селения. Так было и в период деятельности организации украинских националистов (ОУН), которая совершала теракты и диверсии против польских властей накануне Второй мировой войны, затем во время войны – против немецких оккупантов, а по окончании военных действий – против советской власти. Российско-советские историки любят порассказывать о зверствах, чинимых оуновцами якобы исключительно против украинского народа (в крайнем случае – еврейского, в придачу), причем рассказывают с изрядной долей художественной фантазии. К сожалению, партийность и идеологическая совесть таких историков в оценке тех событий не позволяет им мыслить категориями научно-историческими. А потому они с легкостью игнорируют опыт отчаянной и никогда не прекращавшейся борьбы украинского (русинского) народа сначала против Польши, затем – против Российской империи и Советского Союза (что то же самое). Такие горе-историки в духе собственного химерного учения трактуют мотивы членов этой организации и причины их действий. Они могут, например, заявить, что украинских националистов натравили на поляков злокозненные немцы, которым на руку была дестабилизация положения в Польше. Не будь, дескать, немцев (по выражению российского историка Анатолия Чайковского, «хозяев» украинских оуновцев), жили бы себе люди тихо-мирно и не имели претензий к польским властям, равно как затем к советским. Ведь советская власть – лучший друг трудового народа, это всем известно.

Подобная же фраза прозвучала из уст другого имперского исследователя, Василия Голованова, – оказывается, в годы белой интервенции нехорошие французы науськивали Польшу на захват украинской территории, которая плохо лежала. Так и хочется спросить: нужно ли натравливать медведя на пчелиный мед? Или, все-таки, это его излюбленное лакомство? Историк с короткой памятью – явление печальное, как Бобик на цепи без голоса, с тоской глядящий на вас из будки во дворе. А следовало бы вспомнить хотя бы восстание Богдана Хмельницкого, освободившее казацкую Украину от власти Польши и в конечном счете (на ее несчастье) давшего ей нового, как выражается господин Чайковский, «хозяина» («То был не хозяин! – возмутится последний. – То был друг и брат!»). Но новый «хозяин» явился несколько позже, к накрытому столу, растерявшись поначалу от столь нежданно свалившегося ему на голову счастья. А вот кто в момент начала украинско-польской войны был «хозяином» украинцев и сколько дал за национально-освободительные выступления? Ведь без «хозяев», по горячему убеждению представителей имперских властей, малые народы просто жить не могут, они лишь спят и видят, кому бы еще в этой жизни пригодиться. Наделяя другого психологией раба, они отказывают ему в праве иметь свое собственное лицо, свою судьбу и жизнь, не регламентированную указами сверху. Ощущая себя его полноправными хозяевами, они не признаются в этом вслух: времена другие. Зато этот научный термин мигом возникает при появлении возможного сильного конкурента в праве обладания столь неплохим трофеем.

«Хозяева» дерутся друг с другом за малые народы, как стая хищников за добычу, огрызаясь на соперников и выхватывая куски из их оскалившейся пасти. При этом добычу свою, по законам животного мира, они воспринимают, как нечто бездушно-бессловесное, из разряда чистых субстратов, как нужный в хозяйстве объект, а не субъект со своим индивидуальным самосознанием. Словно смысл жизни принятого в имперское лоно иноэтнического народа заключается лишь в том, чтобы быть чем-то полезным властям империи. И если империя его лишается, то не видит это иначе, как в свете перехода его, «предателя», к другим хозяевам (кто же, дескать, откажется?). Недавно прочитала интервью одного российского экономиста, который авторитетно подтвердил (чтоб вы и не сомневались!) популярную в России мысль о том, что чеченский народ просто не может существовать без этой великой страны (когда-то М. Задорнов весело писал о диких чеченцах, которым русские подарили их горы, а они ответили черной неблагодарностью, заявив: «Это наши горы!»). Причем даже не в политическом, а именно в ментальном смысле. Ну, нет в чеченской душе, дескать, потребности в независимости и, тем более, способности жить в таких условиях. Чеченец-де и дышать без русской власти не сможет! Что с того, что сам он этого не понимает? Глуп еще и неразумен, чтобы понять столь серьезные вещи. Найдите десять отличий: по-моему, это фашизм.

И уж если чеченцы начинают бузить и терроризировать своих «хозяев», то, как говорят французы, «шерше ля фам»! В переводе на современный русский, – «ищите Америку». Вот кто их новый «хозяин»! А самим им, бескорыстным, ничего не надо. Они бы до такого не додумались. В наши дни «хозяйской» миссией в отношении «отбившихся от рук» народов российские политологи действительно наделяют американцев (еще бы, конкурирующий «прайд»!): вот не было бы американцев, не было бы и Чеченской войны, и «революции роз» в Грузии, и… «помаранчевой революции» в Украине. Выбрал бы себе украинский народ того президента, на которого указала ему (это украинскому-то народу!) Россия: она лучше знает, что ему, несмышленому, надобно. А вместо идиллии послушания «Святой Руси» злокозненные американцы приказали собрать Майдан и еще при этом улыбаться. И бессловесный люд мгновенно взял под козырек, организованно собрался и артистично улыбался. Сам по себе, ясное дело, он ничего такого и в мыслях не имел, ибо не субъект он, а объект: что ему скажут, то и сделает.

Что поделаешь, если слабые, малочисленные народы, которые не могут за себя постоять, имперской свитой вечно наделяются безличными характеристиками, которые подходят в большей мере для домашней скотины. Они-де готовы в поте лица работать на своих наделенных властью «братьев» и считать это своим высшим счастьем, и вот только подлые провокаторы извне, называемые «хозяевами», мутят воду в столь тихом и мирном пруду, заставляя вполне довольных жизнью людей вспомнить о своих корнях, своей культуре, своем, в конце концов, лице. А что может быть для человека вреднее, чем проявление собственной индивидуальности? По крайней мере, в глазах империи. И сколько человеку нужно заплатить, чтобы он вышел на Майдан (или с риском для жизни записался в подпольную организацию) для защиты своих интересов?

Тем не менее, сами народы живут своей жизнью и намного меньше беспокоятся о благе сильных мира сего, чем последним хотелось бы думать. А потому хозяев себе не ищут: хозяева у них и так есть (по крайней мере, так полагают сами «хозяева»). Ищут только помощников и союзников, в роли которых выступают сильные государства, каким-то образом заинтересованные (ясное дело, что голым альтруизмом здесь никто не страдает) в том же. Ни один политический союзник не бывает бескорыстным. Бескорыстны лишь отдельные люди, да и то – не часто. Впрочем, и бескорыстия в чистом виде не бывает: люди часто хотят увидеть торжество тех принципов, которые они сами исповедуют, и всегда бывают рады почувствовать свою моральную победу.

Вопрос о хозяевах мотивирован лишь в том случае, когда представители малой нации готовы стать частью другого государства и подчиняться всем его законам. Если говорить об украинских оуновцах, то на подобные условия с германским руководством они явно не подписывались. Напротив, они обсуждали проект создания своего независимого государства на выгодных для Германии условиях. Именно поэтому в первые же дни вторжения фашистов на Украину оуновские лидеры объявили Украину независимым государством. Логично предположить, что если бы они считали немцев своими хозяевами, то очевидно, они бы этого не сделали. Но на тот момент Гитлер принял иное решение, отказавшись от идеи независимой Украины (если вообще когда-нибудь был с ней согласен), и приказал арестовать руководителей ОУН, поскольку их планы расходились с его далекоглядными прожектами. Пожалуй, это самое красноречивое свидетельство того, что руководители украинских повстанцев не относились к немецкому руководству, как к хозяевам.

На протяжении своей истории украинская нация постоянно стремилась обрести свободу и стать самостоятельной державой. По крайней мере, таким образом можно было обеспечить себе наиболее приемлемые условия существования, а православное духовенство могло бы почувствовать себя полноценным пастырем для своего прихода. С такою целью украинские лидеры пытались договориться со многими заинтересованными лицами, представлявшими сильные государства. Но они никогда не ставили пределом всех мечтаний прибиться к новым «хозяевам». В этом случае намного проще было бы оставить все, как есть: не так уж плохо было в Речи Посполитой. Договор Б. Хмельницкого с московским царем не был договором вассала с сюзереном. Это было взаимовыгодное соглашение более или менее равных партнеров, главной статьей которого выступало оказание взаимной военной помощи. В момент подписания, правда, обнаружилась червоточина: царь отказался присягать казакам в обмен на их присягу (давать взаимную присягу в то время было принято в цивилизованных державах), и в этом – корень дальнейшей поэтапной утраты Украиной своей автономии. Подобно тому как вступивший на болотную почву человек чем больше порывается выбраться, тем больше увязает в трясине, так и украинцы чем больше пытались освободиться от власти Москвы, тем больше увязали в ее вязком державном грунте. В течение столетий в ответ на спорадические попытки украинских гетманов добиться некоторых послаблений для народа, а в идеале – обретения свободы, – многочисленные царские указы все больше ограничивали украинскую автономию, чтобы в конце концов стереть ее напрочь. Но пока жив человек, он не смирится с печальным концом и будет постоянно «лаша тумбай» (скорее, в этом случае, «Раша, гудбай!»), как та лягушка, что попала в кувшин с молоком.

Организация ОУН-УПА была одним из последних примеров украинской борьбы за независимость, причем почти одновременно на три фронта. Националисты выступали не против одного конкретного врага, – их было три! – и не хозяев себе искали. Они стремились отстоять свое право на собственное независимое государство. Для Украины, которая никогда не смирялась со своим подчиненным положением, это была историческая закономерность, даже, можно сказать, традиция. Но имперские российские историки, давно и успешно создающие из своей (и чужой) истории идеологию, предпочитают удивляться традиционным вещам, как некой невидали, и оспаривать давно известное. Для них главной (и единственной) причиной возникновения ОУН (явления, в общем-то, универсального для многих подчиненных наций) есть неуемное стремление ее создателей к власти. Вот тут уж действительно, «у кого что болит, тот о том и говорит», – включается прямая апперцепция. Приписывать другим свои мотивы – показатель отсутствия психологической мудрости. А стремление к власти – краеугольный камень бытия любой империи. В этом – ее наиболее явственная черта. И если государства создаются ради защиты граждан от возможных неприятностей, то империи есть раковые опухоли на теле государств, которые живут и развиваются уже не ради защиты своих граждан, а ради собственного удовольствия. Империи разрастаются за счет чужих народов, используемых в качестве гумуса для удобрения имперской почвы. И если изначально в государстве власть воспринимается, как средство, а не цель, то в государствах имперского склада средства подменяют собою цели. Так возникает парадигма «Власть ради власти».

Кто сильный, у того и трибуна. Обвинять националистов в своих собственных грехах (в данном случае стремлении к власти) – привычная практика для тех, кто овладел большой трибуной и вниманием загипнотизированных масс. «Интернационалисты» борются с националистами, как с главнейшим злом этого и того мира. «Национализм» в устах идеологов-теоретиков империй давно стал бранным словом. Не так думает известный британский профессор Э.Д. Смит, назвавший национализм главным образом культурной доктриной, идеологическим движением за достижение и утверждение независимости, единства и идентичности народа. Лучше, на мой взгляд, не скажешь. А исследовательница Э. Томпсон различает национализм защитный и агрессивный, причем заметим, что первый есть собственно национализм по Смиту, а второй легко идентифицируется с фашизмом и российско-советским интернационализмом в одном лице.

Фашизм и интернационализм агрессивны и направлены вовне, на уничтожение или ассимиляцию других наций в котле единой и «великой» нации-«героини». Они никогда не ограничиваются своей территорией и проливают кровь (свою и чужую) на чужой земле. В то время как защитный национализм не выходит за пределы собственной земли и не претендует на завоевание чужих этносов и уничтожение иных культур. Он сосредоточен на самозащите. Кто защищается, тот не помышляет о завоеваниях: свои бы дома и семьи отстоять. Поэтому «украинский фашизм», которым имперские власти так любят пугать свое доверчивое население, есть явление настолько же нелепое и нереальное, как католический крест поверх пионерского галстука на торжественной линейке по случаю визита районного начальства. Впрочем, бывают государства крайне в этом плане интересные: даже попадая в разряд жертвы, они продолжают сами оставаться хищниками. Например, Польша, даже пребывая под угрозой потери собственной государственности, когда в разное время с разных сторон на нее наступали Швеция, Германия, Россия, Турция и др. небезразличные страны-агрессоры, все-таки продолжала в последней своей предсмертной агонии удерживать правобережную Украину. Это очень трогательно… Однако в этой ситуации, по крайней мере, она ни на кого не наступала. Напротив, идеология фашизма характеризуется направленностью на наступательное, так сказать, движение во имя расширения территориальных горизонтов для господствующей нации.

Когда российская пропаганда шельмует махновцев и оуновцев, называя их беспринципными бандитами, следует помнить, что эти бандиты – порождение той системы, которая прикормила самих пропагандистов, и они выступают (уж как могут) против самого худшего, что есть в самой системе. Цинично требовать от человека святости, когда его строгий обвинитель, в свою очередь, сам поступает с ним зверским образом. Я, дескать, буду играть против правил, сколь мне угодно, но это не снимает с тебя обязанности эти правила соблюдать. По христианским законам, это, как бы, верно. Но в данном случае мы видим лишь бессовестное манипулирование христианскими чувствами людей.

По некой странной логике считается, что если кто-то выступает в роли обвинителя, то сам при этом как бы невиновен. Ведь раньше судей действительно выбирали из числа людей достойных и авторитетных (в прежнем смысле этого слова). Если вышел на трибуну и начинает кого-либо обличать, – значит, автоматически подразумевается, что он имеет полномочия судьи, лица почти безгрешного. Так «отмываются» репутации сегодняшних политиков. В свете современных политтехнологий один кандидат на власть активно шельмует другого, почему-то искренне считая, что тем самым в глазах своих слушателей он становится все лучше, лучше и лучше… Видимо, эта логика основана на философской оппозиции добра и зла. Ведь если с одной стороны – зло, с другой остается добро. И если государство-империя противостоит националистам-террористам, а они есть зло (предупредительное государство позаботится о распространении такой информации), то само оно в дуальной плоскости антиномии – уже добро. Из той же серии: если Нюрнбергский процесс заклеймил фашизм, как зло, а советский коммунизм с ним воевал, то последнему автоматически присваивается репутация добра. Тем более что победителей не судят. Иначе они, не дай Бог, пойдут побеждать дальше, – дабы воссияло в мире свет-добро.

Вторую мировую войну не смог предотвратить ни римский папа, ни российский патриарх. Духовные лица, инициированные, как принято считать, Самим Творцом на Божье дело, не справились со своими прямыми обязанностями. Тем самым подвели и доверившее им эту миссию Небо, и жертвующих им собственные деньги людей. И что? Их кто-нибудь обвиняет? Их сняли с занимаемых должностей? Нет. А вот против тех, кто в условиях войны пытался обрести свободу для своих сородичей, выдвигают обвинения. Они-де агрессивно себя вели, «превысили меру необходимой обороны». Были безжалостны к своим оппонентам. Стреляли! Им, видимо, следовало молиться и сделать то, чего не смогли сделать наивысшие иерархи церкви. То, что прощается папе, не прощается простым людям, обремененным простыми людскими проблемами и обуреваемым заурядными светскими страстями. Им следовало быть, по-видимому, святее самого папы! Их могли распинать, а они в ответ – «непротивляться злу насилием»… Какой цинизм!

Моя статья – не апология терроризма и вооруженной борьбы за что бы то ни было. Отнюдь. Я – человек немилитарный и, честно говоря, меня всегда смешили военные. Я просто пытаюсь дать сравнительный анализ вины противоборствующих сторон. Не имеет морального права заказчик преступления обвинять исполнителя, которому сам вручил в руки оружие. Не имеют права и захватнические державы обвинять подчиненные народы в агрессивных акциях, направленных на обретение свободы.

Государства оцениваются иными категориями, чем простые люди. Христианские законы для них не указ. Где идет борьба за выживание нации или народа, там стираются привычные нормы морали. Что более правильно: позволить погибнуть одному человеку или тысячам людей? На этот вопрос языческий мир отвечает однозначно. В отличие от христианского, который вообще предпочитает вопрос не услышать. А будучи прижат к холодной стенке, ответит что-нибудь невнятное образца буддийского «и да и нет» или вспомнит о курице и яйце. Понимай как знаешь. Плохо это или хорошо, но вопросы выживания нации решаются пока языческим путем. В истории не было других примеров.

Что лучше: жить в рабстве или погибнуть за свободу? Каждый отвечает на этот вопрос индивидуально, и здесь не существует моральных оценок: кому-то надо отработать аскезу и послушание, кому-то – свободно-творческий потенциал. Для наций тоже справедливо это правило. Но должна ли нация пребывать в послушании вечно? Не преступит ли тем самым Божий закон, отрекаясь от Образа Божьего в самой себе? Стоит ли свобода нации жизней миллионов ее представителей, положенных (вольно или невольно) за ее грядущую свободу? Ведь свобода нации – не отвлеченная категория, как может показаться. Это возможность быть собой, развиваться по своему собственному, уготованному ей Творцом сценарию, – только это и дает ощущение счастья и полноты жизни.

Оппоненты любят цитировать якобы собственные слова главы УПА Р. Шухевича о том, что если в результате борьбы из всего украинского населения останется только половина, в этом нет ничего ужасного. Несомненно, это страшные слова. Но когда их цитируют представители советской власти, реально истребившей миллионы украинцев, цитируют в расчете на то, что сама господствующая власть при этом будет выглядеть гуманнее и предпочтительнее, это еще страшнее. Остается лишь вспомнить фразу героини фильма «Труффальдино из Бергамо» по пьесе Карло Гольдони: «За нами лишь слова, за вами – дело!»

История обретения Ирландским государством независимости тоже не была пропитана запахом роз. Сейчас это – одно из наиболее успешных европейских государств, намного опередившее в экономическом развитии оставшуюся в составе Великобритании Северную Ирландию. Недавно на тему подпольной борьбы ирландских повстанцев с английскими колонистами вышел художественный фильм «Ветер, который качает вереск», снятый совместно английскими и ирландскими кинематографистами. История, рассказанная в фильме, универсальна и выходит далеко за пределы границ Ирландии. В ней поднимается тема соотношения между гуманитарными человеческими и национально-патриотическими ценностями. Первые из них находятся всецело в христианской плоскости, вторые – в языческой. Ставится вопрос: что правильно? Правильно ли расстрелять юношу, по вине которого погибли товарищи, или простить его? Ведь он, по сути, – хороший парень, всеобщий любимец. Герои фильма росли вместе, все знают его мать, которую тоже не хочется огорчать. Он совершил предательство не преднамеренно: просто растерялся, испугался и сам очень страдает, чувствуя свою вину. Но если все оставить так, как есть, отпустить парня с миром, тогда вся эта бесконечная борьба, прохождение через пытки и смерть ничего не стоят. Тогда можно сразу отказаться от борьбы и вернуться на то место, которое назначили для всех ирландцев британские власти. И пусть юноша еще несовершеннолетний, но он знал, на что шел, когда давал клятву. Теперь пришла пора нести ответственность не только за свои поступки, но и за эту, быть может, легкомысленно данную клятву. Легкомысленно – потому что парень переоценил свои возможности и до конца не сознавал, куда он поступает и какими могут быть последствия.

После долгого и мучительного раздумья лучший друг этого юноши, руководитель повстанческой группы, ведет его на расстрел, предварительно предложив написать прощальное письмо его матери. Затем идет к этой матери и рассказывает ей все, как было. Мать не принимает его аргументов: что ей Ирландия, что ей погибшие ребята, когда речь идет о ее единственном сыне? Для матери ее ребенок ближе родины. Для руководителя повстанческой группы родина дороже друга. Кто прав? Вопрос повисает в воздухе. Как мне показалось, авторы фильма не дают конкретного ответа. Возможно, они дают его в конце.

В конце фильма уже самог? руководителя группы расстреливает его брат, член новообразованного ирландского комитета по работе с британскими властями. В результате долгой и упорной борьбы Ирландия добилась от Британии некоторой автономии, получив статус доминиона. Одни радостно приветствуют это событие, собираются сворачивать боевые знамена и расходиться по домам, а другие возмущены столь скромными успехами, расценивая соглашательскую позицию ирландской стороны, как предательство Ирландии, брошенной на полпути к обретению полной независимости. Один из братьев представляет первую группу (несогласных), другой – вторую.

Прекрасно сознавая, что если он проигнорирует решение властей и будет продолжать свою экстремистскую деятельность, то будет казнен, герой фильма не отказывается от своих максималистских убеждений. Никакие мольбы его любящего брата не помогают. Видимо, понимая, что он тем более обязан пройти свой путь до конца, что взял на себя грех казни друга, тем самым отказавшись от земных привязанностей во имя родины, молодой человек не отступает. В безвыходной ситуации и его брат. Ведь он должен заботиться о безопасности страны: если ирландское подполье будет продолжать свою борьбу, британские власти могут отменить свое решение, и таким образом будет разрушен столь огромной ценой добытый мир и утрачена, пусть и частичная, но независимость. Стоит ли это жизни брата? Молодой человек решает, что стоит, и отдает приказ о казни, – опять-таки, во имя родины. Затем идет к невесте брата с дурным известием. Она отвечает словами матери того юноши, которого ранее постигла та же участь от руки его теперь уже расстрелянного брата: «Уходи из моего дома. Я никогда не хочу тебя больше видеть». В этих словах – возможно, ответ самих авторов фильма. Они принимают христианскую позицию: свобода нации не стоит жизней ее отдельных людей (впрочем, как было выше сказано, христианство ускользает от столь прямых формулировок). Во всяком случае, в фильме эта позиция выглядит намного сильнее и убедительнее. А как на самом деле?

Парадоксальный факт: естественная любовь человека к своим близким, а в более широком смысле – простое милосердие, – невольно становятся заложниками темных сил. Выходит так, что гуманитарная позиция христианства, сама того, быть может, не желая, выступает наилучшим подспорьем для языческой империи в ее борьбе за неограниченную власть. В борьбе с оппозицией идеологи империи виртуозно пользуются христианскими аргументами, стыдя и обличая своих врагов, этих грозных и безжалостных экстремистов, и словно слышат за своей спиной все нарастающий приятный шелест белоснежных крыльев ангела.

И все же христианские догматы не должны служить орудием манипуляции людьми. Здесь можно провести аналогию с хирургической операцией. Чтобы выздороветь, иногда необходимо пройти через процедуру разрезания живой ткани и реконструкции или даже удаления пораженного органа. Зато после кризиса и заживления раны здоровье непременно восстановится. Впрочем, существует и нетрадиционная медицина, рекомендующая не делать операции, а исцелять человека альтернативными методами. Но она не дает большой гарантии. И где найти такого лекаря, который обладал бы соответствующим даром, а главное – как самому больному найти в себе такие силы духа, чтоб помощь «экстрасенса» дала искомый результат? Это так же сложно, как убедить имперские власти дать подвластному народу широкую автономию. Хотя бы такую, как была у государства Хмельницкого в течение трех лет после подписания договора с Москвой, – вплоть до смерти гетмана.

Вооруженное восстание и подрывная деятельность, в какой-то мере, аналогичны хирургической операции. Они рискованны, чреваты худшими последствиями, но без них, – увы! – нет шансов. А что касается столь яростно обличаемой властями тактики террористов довести ситуацию до беспредела, когда правительство «вынуждено» проводить репрессии против невинного населения в ответ на организованные атентаты, то сами же власти ее спокойно могут обезвредить, вместо того чтобы перекладывать ответственность за собственную жестокость на других. Нужно просто отказаться от репрессий, раскусив иезуитскую тактику подпольщиков. Не дать им шанса возбудить против властей народ, – и все. И если правительство столь проницательно, что все коварные замыслы террористов видит насквозь, то в чем же дело? Все в его руках.

Верна ли эта тактика? В языческих координатах, – очевидно, да. Но свободу ценит далеко не каждый. Любая нация насчитывает немалое число людей, которые предпочитают несвободу, но с гарантией жизни. Президент Украины В. Ющенко недавно сорвал аплодисменты, заявив, что свобода важнее хлеба, поскольку если у народа будет свобода, он сам для себя вырастит хлеб, а если свободы не будет, у него отнимут все, что он мог себе вырастить. Фраза типично украинская, но касается всех наций, которые борются за независимость. Тем не менее, ее поддерживают далеко не все. И вместо того, чтобы рисковать жизнью ради гипотетического обретения свободы (особенно в условиях крайней маловероятности успеха), многие предпочтут худо-бедно, но жить. В данном случае такая же полу-жизнь ожидает их детей и внуков (нет, ну смотря как к этому относиться: кто-то довольствуется так называемой внутренней свободой, – если может). По-видимому, каждый человек желает для своих детей чего-то лучшего, и это – один из аргументов для вступления в повстанческую армию. Но большинство населения ведет себя инертно в стабильно никаких условиях существования. Как говорится, «Косо-криво, лишь бы живо». И пока они терпеливо отсиживаются по своим футлярам с чеховской мыслью: «Как бы чего не вышло», у пассионарной части населения нет шансов добиться поставленных целей.

Когда у пролетариев не оставалось ничего, кроме цепей, они, по призыву Ленина, смогли подняться на революцию. А у крестьянства всегда есть что-то, помимо цепей. Поэтому подвигнуть на восстание крестьянство намного тяжелее. Для этого необходимо, чтобы его жизнь стала совсем невыносимой. Во времена Махно повстанцам не надо было даже агитировать крестьян на восстание, поскольку сами большевики позаботились о том, чтобы жизнь в деревне стала невыносимой. Иные условия сложились в Польше в конце 30-х годов. Поэтому не исключено, что руководство ОУН рассматривало возможные правительственные репрессии в ответ на действия подпольщиков, как фактор возбуждения народного гнева против властей для пополнения повстанческих рядов. И обвинять его за это в аморальности может лишь тот, кто смог в подобных же условиях достигнуть цели неким христианским способом. Что-то я таких не помню…

Как бы там ни было, но получившие независимость страны создают свои пантеоны героев-мучеников, несмотря на то, что некоторые граждане, чьих домов коснулась неумолимая коса войны, их могут проклинать. Независимость никогда не достигалась мирным и бескровным способом, а потому все герои национально-освободительных войн, так или иначе, убийцы. Ведь убийство в целях обороны (в данном случае – своей земли и нации) – это тоже убийство, хоть и «при смягчающих обстоятельствах». Смягчающих обстоятельств не имеют лишь преступления во имя власти над другими. Освобожденная Ирландия не шельмует своих героев, а прославляет их, гордится ими, пусть и не были они святыми. Ведь нет таких проповедей и таких проповедников, которые могли бы убедить имперское руководство добровольно дать автономию подчиненным иноэтническим народам. Смешно сказать: христианская церковь канонизирует преступников, развратников, убийц и иных последних негодяев за одно лишь то, что они каким-то образом оказались ей полезны. Достаточно вспомнить Константина Великого (каких только преступлений не было в его арсенале), официально зарегистрировавшего христианскую церковь и уничтожившего всех ее конкурентов; Владимира Святого (аналогично), окрестившего огнем и мечом несчастную Русь; полубезумного Святого Бернарда, который буквально за шиворот тянул медлительных латинских рыцарей в крестовые походы, а из недавних шедевров – Николая II, с его «Кровавым воскресеньем». Зато все эти субъекты бесконечно милы матери-церкви, хотя методы использовали не материнские. И что? Кто пожурит теперь церковь за канонизацию убийц? «Жираф большой, ему видней!»

Утверждать «святые истины» драконовскими методами считается нормальным. Святая церковь может себе позволить во имя христианских ценностей лить «вражескую» кровь, лицемерно объясняя, что тем самым спасает душу согрешившего. Впрочем, справедливости ради, не стоит забывать, что католическая церковь во многих своих преступлениях покаялась. От православной, конечно, сего «компота» не дождешься: она во всем права, как правы, собственно, ее руководители из светской власти. И если уж с церковью такие проблемы, то что говорить о простых мирянах?

На этом фоне как-то странно наблюдать сегодня вакханалию ненависти к тем, кто в разные периоды истории боролся за независимость Украины. Казалось бы, теперь, когда страна обрела свою выстраданную свободу, когда осуществилось то, ради чего шли на смерть украинские националисты, все граждане свободной Украины могут чествовать их, как героев, давших народу веру в возможность обретения своего государства. Ведь долгое время по приказу сверху мы были обязаны их проклинать и ненавидеть, как «врагов украинского народа»: Выговского, Орлика, Мазепу, махновцев, оуновцев и многих других, о ком мы раньше могли узнать лишь из курса имперской истории и только в соответствующем контексте.

Все говорит о том, что в отличие от других освобожденных государств, настоящей независимости Украина еще не обрела. Быть может, потому, что ее бывшая метрополия с независимостью своей прежней колонии до сих пор не согласилась и вынашивает планы по возвращению «блудной дочери». В результате активного вмешательства во внутренние дела Украины через органы массовой информации и до неприличия массивную «пятую колонну» (политические партии, общественные организации и т.п.) украинское население по-прежнему ощущает себя находящимся в культурном контексте своей бывшей империи. Кому-то это нравится (о вкусах не спорят), кому-то – нет. Украинское общество расколото на два лагеря: одни хотят двигаться в Европу, другие – назад в СССР или Россию (хотя бы идеологически). И воспитанная коммунистами часть украинцев искренне считает, что бойцы ОУН-УПА, которые в меру своих сил и возможностей боролись, отдавая жизни за освобождение украинцев от польских, немецких и российских властей, – их кровные враги. А «предателя» Мазепу по установленным часам проклинают во всех украинских церквях Московского патриархата, тогда как в другое установленное время те же люди милостиво благословляют, ведь построены эти церкви большей частью средствами самого Мазепы. В медицине это называется шизофренией.

Серьезные клинические проблемы Московского патриархата отмечали многие, в том числе российские, мыслители. Замечательный украинский исследователь, историк и философ Оксана Пахлевская акцентирует внимание на беспримерной политизации православия в России со времен Ивана Грозного. Несколько позже Петр І окончательно подчинил российскую церковь светской власти, лишив ее хоть какой-нибудь моральной автономии. Поэтому, по словам пани Пахлевской, коммунистам так легко было уничтожить религию, ведь она строилась на идеологической риторике и не имела необходимой внутренней духовной защиты. По этой же причине в перестроечной стране вся православная риторика с той же легкостью была, как по мановению волшебной палочки, восстановлена. И теперь, как грустно подмечает исследовательница, вполне закономерно первыми друзьями православия (Московского, естественно, патриархата) являются коммунисты (вспомним фотографии украинского коммуниста П. Симоненка на православных календарях).

Бредовые идеи средневековья о теократическом государстве обрели свою почву на российском субстрате в виде государства-религии, «Святой Руси», которая апокалиптически противостоит всему западному «миру потребления». «Уникальный цивилизационный проект Святой Руси» – так называет все постсоветское пространство московский митрополит Кирилл, без тени смущения позиционируя его, как единственный луч света в темном царстве зла и чистогана. Он-де и укажет всем народам путь к свободе (!) и счастью.

Под «Святой Русью» подразумевается вся завоеванная русскими огромная полиэтническая территория, практически ни один народ которой не сдавался без боя. Было пролито реки крови, уничтожено миллионы людей (а непокорные народности Сибири стирались с лица земли практически полностью). Нет вопросов, – это привычная практика для любых империй, в свое время такой же геноцид в отношении индейцев американского континента совершали европейские колонисты. Но случай России поистине уникален (здесь прав митрополит), поскольку эта держава объявила себя святой и богоугодной! Вот уж чего не позволяли себе другие (по крайней мере, в христианскую эпоху). Проклиная националистов, которые упорствуют в своем отказе от высокой чести быть частью столь «великого» народа, как русский («народа-богоносца», как скромно его величают некоторые представители его духовной и интеллектуальной элиты), московские митрополиты дают санкцию на многомиллионные убийства, оправдывая и освящая государственную власть, что рьяно «собирает земли», помимо воли живущих на них народов. Все – во имя безнадежного проекта «Москва – Третий Рим», под ногами которого так неудачно путаются малые народности, не желающие ассимилироваться. По негласному мнению московских священников, цель оправдывает средства: «Третий Рим» стоит этих (и даже б?льших) жертв. А вот свобода нации, по-видимому, в их глазах ничего не стоит. По крайней мере, – той нации, которую они не объявили святой, инициированной Богом (в их лице) указывать народам верный путь. Впрочем, это уже тема для другого разговора.

При поступлении в университет (а это было советско-перестроечное время) я сдавала экзамен по обществоведению. Худо-бедно сдала, ведь литературы не было практически никакой, кроме тоненькой школьной книжечки, которая в новых политических реалиях безнадежно устарела. Абитуриенты были в растерянности: экзаменуют не столько знание книжного материала, сколько их собственное мировоззрение, заставляя вчерашних школьников самим давать ответы на неудобные для прежней власти вопросы. Одна девушка с гордостью рассказывала о своей неудачной сдаче, мотивируя свой неуспех не зависящими от нее обстоятельствами: «Меня спрашивают: «У кого сейчас в стране власть?» Я отвечаю (то, что нужно отвечать по программе обществоведения). Но они не унимаются: «Нет, Вы скажите, у кого сейчас в стране реальная власть?» Я опять пытаюсь выкрутиться (в пределах господствовавшего совсем недавно мировоззрения, ведь новых инструкций еще не поступало). Ну, я же не могу ему сказать: «У кого деньги, у того и власть!»… Т.е., как оказалось, девушка таки знала ответ на вопрос и пострадала невинно, просто никак не могла себя заставить произнести эти кощунственные слова. Я тогда с некоторой завистью подумала: «Надо же, она намного умнее и деликатнее меня. Я бы на ее месте не догадалась, что власть у того, у кого деньги. А если бы догадалась, то непременно бы сказала». Мне задали другой вопрос: «Почему обанкротился Советский Союз?» Я тут же включила спасительную нефтегазовую тему. Дескать, все ставки в нашей стране делались на высокие цены на энергоресурсы, а после войны в Ираке мировые цены обвалились и – ага. Надо было раньше думать. Моего экзаменатора этот ответ тоже не удовлетворил, но, по крайней мере, он его принял. Кстати, как и СССР, Россия и посейчас живет одним днем, не занимаясь ничем серьезным, кроме нефтегаза. Советский горький опыт ее ничему не научил. Но это – к слову.

К чему сейчас мои воспоминания? Актуальная, как никогда, сегодня фраза: «У кого деньги, у того и власть» (либеральный вариант) до недавнего времени звучала иначе: «У кого власть, у того и деньги» (тоталитарный вариант). А в российских реалиях (учитывая дело Ходорковского) она и сейчас звучит по-старому, но это – особенности местного климата. Россия уважает больше власть, чем деньги. Отсюда – «святость» (т.е. бедность), столь «выгодно» отличающая ее от «мира западного чистогана». Бедность населения – вторая сторона медали, на лицевой стороне которой красуется сильная авторитарная власть, как главное средство достижения бедности для большинства народа. Тогда как богатство населения корреспондируется, в свою очередь, со «слабой» либеральной властью. Вспомним, что сказал Христос: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное». Отсюда – прямой мгновенный вывод идеологов империи: путем для просветления народа объявляется нищета и бедность, которая обеспечивается исключительно сильной тоталитарной властью. А как иначе? При либеральной-то власти народ распустится, захочет жить в комфорте и богатстве, начнет работать и накопит, не дай Боже, много денег, – как он после этого попадет в Царствие Небесное? Вот в чем замысел «Святой Руси»: держать народ в ежовых рукавицах, закалять его дух, избавлять от мягкотелости и плотских привязанностей, чтобы в итоге Господу не в чем его было упрекнуть. Жаль только, что высокие церковные чины не столь добры ко власть имущим и к себе самим, позволяя себе и им дурную мягкотелость и погрязание в богатстве и излишествах… Зато какая забота о простом народе! Как у мачехи о Золушке!

Беда лишь в том, что бедность – такой же порок, как богатство. Ибо бедность есть следствие лености. Впрочем, в первую очередь, это касается жителей богатых, плодородных земель, где есть на чем работать, – таких, как в Украине. Северные финно-угорские земли были крайне скудны и убоги, и стать богатым в тех условиях, в которых в древности существовали предки русских, было очень сложно. Поэтому для русских, наверное, по вполне объективным причинам бедность не порок. Так сложилось исторически. Но есть другие пороки, намного более серьезные, чем бедность и богатство, хотя они и не перечислялись в христианской Библии. Например, – власть и рабство. Что там бедность и богатство? Это – лишь следствие, а первопричиной многих пороков является желание возвыситься выше всякой меры. Когда один субъект возносит себя над другим и диктует ему свои условия, превращая его из самостоятельного субъекта в подконтрольный объект, это и есть наибольшее зло. Понимаете, к чему я клоню?

Получая власть, сильные государства-империи получают и контроль над деньгами и средствами массовой информации (в том числе – на территории более слабых государств). Целая армия имперских историков придумывает исторические мифы, наделяя своих оппонентов такими качествами, о которых даже «не знали наши папы, не знали наши мамы». Например, националиста Р. Шухевича наделили фашистским крестом (некоторые – даже двумя!) и званием гаупштурмфюрера СС. Ведь имел контакты с немцами? Имел. Как, впрочем, и советское руководство, благодаря чему Вторую мировую войну СССР и Германия начинали вместе, в качестве союзников. А если имел контакты, то все остальное можно додумать без проблем, – кто там будет проверять? Население привыкло верить власти. А то, что никаких доказательств и по сегодня нет, так кому нужны доказательства? Интересно, что на заре украинской независимости делегация украинских коммунистов и иных идеологических работников поехала в командировку в Германию с целью получить из местных архивов документы, подтверждающие наличие офицерского звания у Шухевича. Искали долго и упорно, но как ни старались скрупулезные германские архивисты помочь дорогим гостям, так ничего и не нашлось. Ни документа, ни фотографии, ни малейшей зацепочки. Nothing. Приехали – сквозь зубы отчитались и закрыли тему. Шли годы… И что теперь? Теперь, «в новых политических реалиях», при повернувшей вспять политике Москвы, те же коммунисты вместе с пророссийскими политиками (однако, не всеми), как ни в чем не бывало, заговорили об этом «факте», как о давным-давно известном и не требующем доказательств («Эта песня хороша, начинай сначала»). И часть народа верит… Ведь фашистский крест кому попало не давался. Равно как и звание офицера СС. Человеку надо было очень хорошо повоевать на пользу рейха, чтоб заслужить серьезную награду. Впрочем, историк Чайковский полагает, что звание и крест Шухевич получил, едва его одели в эсэсовскую форму (видимо, авансом), несмотря на его «наглое» поведение и постоянные пререкания с гитлеровцами. Здесь, конечно, с логикой проблемы.

Что следует из наличия креста и звания и почему это так важно для имперской стороны? Если они были, то не грех предположить, что Шухевич действительно работал на «хозяев»: не на Украину, а на Германию. Чтобы заслужить свой крест, он мог бы уничтожить тысячи украинцев (в идеале – миллионы), как на том настаивают некоторые российские историки и (по случайному совпадению) богатые старосоветской лексикой пророссийские историки с того же рода политиками в Украине. Поскольку документов о таком количестве смертей не существует, то крест – вполне приемлемая для них замена. Кстати, а Штирлица немцы чем-нибудь наградили? Он же должен был как-то понравиться, полюбиться, прийтись ко двору и т.д. Вопрос, конечно, скользкий, как и вышеупомянутый вопрос к христианству…


При построении своей державы, какой бы она ни была, любой народ совершает массу ошибок и преступлений против христианских законов и элементарных законов человечности. Фундамент любого государства пропитан цистернами крови. И тем ее больше, чем больше в государстве заявленной во всеуслышание «святости». Ведь империи тоже разные бывают. Бывают бывшие, бывают настоящие, а бывают, видимо, пожизненные (как сейчас нам представляется). И только государства, прошедшие через горнило борьбы за собственную независимость, не помышляют о всеобщем человеческом спасении. Равно как и о господстве над другими. Они лишь хотят устроить свой собственный дом. И лучше им в этом не мешать: меньше будет крови.

Назад
 

 Вперед