«Oops! J did it again».
Не могу в это поверить, но кажется, я снова пишу о России.
Возможно, все дело в том, что в жизни любого жителя Украины ее слишком много. Она не дает о себе забыть и громко присутствует в каждом нашем дне, хотя бы в виде русской речи, к которой мы привыкли с детства, как к чему-то родному и естественному, нередко более естественному, чем собственный родной язык. Немаловажно и другое: в какую бы сторону света мы ни посмотрели, в трех случаях из четырех мы смотрим на Россию. На севере от Украины расположена Россия, на юге – Россия, на востоке – Россия. Разве что на западе ее нет (быть может, пока).
Недавно пророссийская оппозиция в Украине с возмущением обличала украинские власти в том, что некий памятник жертвам голодомора был установлен обращенным взглядом в сторону России. А куда, о Господи, он мог еще смотреть? Ведь единственное свободное от российских территорий направление света – это запад. И если бы памятник (дабы не обидеть Россию!) был умело скоординирован взглядом на это, единственное нероссийское, направление, то выглядело бы это, как явное указание на Европу (степень вероятности – три к одному). И что по этому поводу сказали бы европейцы? «На что вы намекаете, господа? Мы-то здесь при чем?» Из политкорректности можно было бы, конечно, сделать памятник с лицом, обращенным к небу, но тогда могли сказать, что это – обвинение в адрес… Господа! А если устремить его взглядом вниз, то какой же это памятник жертвам голодомора? Куда-то вниз, себе под ноги, смотрит лишь тот, кто чувствует себя виновным или желает что-то скрыть. Вот и выбирай. По-видимому, памятник надо было сделать вовсе лишенным глаз… Или без лица. Виновных, дескать, нет. Виновата трагедия. Или вообще его не ставить. Есть памятники Ленину, есть Екатерине Второй, – вот и хватит с нас украинской истории!
Такое странное получилось вступление. Теперь по сути. Итак, Россия. Страна-загадка, страна-религия, страна-фантом, – с фантомными же болями о всех упущенных ею землях и людях, которых она привыкла считать своими. По одну сторону от нее – мир европейского запада. Древнейшая культура, многовековые традиции, высочайшие ценности народной демократии, основанные на принципах свободы и уважения к человеческой личности. По другую сторону – мир азиатского востока. Еще более древняя, но вечно живая культура, свои традиции, свои духовные и религиозные устои, глубинное уважение к общинно-социальным группам и структурам.
А тут, как в песне группы «Бумбокс», – я! Россия заворожено переводит взгляд с востока на запад и обратно. И все ей нравится – и там, и там, – зачем выдумывать что-то еще? Есть восток и есть запад, а Россия стоит между ними, географически как будто объединяя собой восток и запад, а на поверку не являясь ни тем, ни другим. Она есть нечто третье. Некая непробудившаяся, быть может, цивилизация, которая себя еще покажет (!). Еще построит свои дворцы, создаст свои философские конструкции, сделает свои научные открытия и введет их в практику счастливой жизни человечества. Быть может.
Быть может, у нее, как говорили и писали русские мыслители, свой, третий путь. Но пока что на это, как выражался Чехов, надеяться не приходится. Сейчас Россия выглядит, как капризный ребенок в магазине игрушек: хочу себе того, вот этого и вон того. Заверните, пожалуйста. Охваченное радостным возбуждением от вида ярких, красочных предметов дитя не замечает, что рядом выстроилось огромное количество магазинов для взрослых. Они его не привлекают. Как сказала исследовательница Оксана Пахлевская, вся драма в том, что Россия от Запада берет исключительно материальные его ценности: машины, одежду, технику, валюту. При этом полностью игнорирует интеллектуальное и моральное наследие Европы, от античности до модерна, – т.е. то, что сделало Европу поистине уникальным цивилизационным проектом.
«Уникальный цивилизационный проект» – это формула Московского патриарха Кирилла, с помощью которой он в одном из своих недавних выступлений в Киеве охарактеризовал… свою страну, противопоставив ее миру «западного чистогана». Точнее, под уникальным проектом он подразумевал Киевскую Русь, которую под пытками сегодняшние русские никому не отдадут, считая ее исконно своей, более своей, чем даже украинской, хотя бы по праву своей «великоросскости», противостоящей некой неполноценной украинской «малоросскости». Московское православие, как отмечает О. Пахлевская, уже практически объявило антиевропейскость своим культурным содержанием, настаивая на том, что западная цивилизация, в отличие от Киевской Руси (то бишь России) ничего достойного миру не представила. Однако главная проблема в том, что все достойное, представленное миру европейской цивилизацией, Россия проигнорировала. Сегодняшние россияне пользуются всеми им доступными материальными благами этой «вредоносной» цивилизации, не предложив своей (положительно-духовной) альтернативы. А цивилизационный дар России миру пока что остается только на словах Московского патриарха и солидарных с ним его «духовных» соотечественников.
Антиевропейскость – вовсе не значит азиатскость. И Россия убедительно это доказывает, с той же легкостью проигнорировав все восточные духовные и культурные ценности и свойства. Оставив себе, тем не менее, лишь азиатский стиль правления – деспотичный авторитаризм, столь свойственный российской политической традиции. Без подкрепления духовными дарами востока он практически бессмыслен. Пренебрежение человеческой жизнью, столь характерное для восточной цивилизации, во многом базируется на вере в перерождение людской души и бесконечность воплощений. Пренебрежение судьбой людского индивидуума наблюдается и в России, но… без своей вероучительной «страховки» оно предстает бессмысленной и не оправданной ни чем жестокостью.
Не будучи ни европейской, ни азиатской страной, Россия не воспринимает морально-этических и культурных ценностей востока и запада, зато легко усваивает все самое простое и заметное. При этом яростно критикует запад за «культ золотого тельца», который единственно и заимствует для собственных нужд. Не понимая, однако, что так называемое «общество потребления», одним из не лучших проявлений которого является право обретения каждым его членом разнообразных материальных благ в неумеренном количестве, базируется на свободе личности и ее высокой ответственности за свои поступки. Демократия есть право на свободную творческую и предпринимательскую деятельность и, как следствие, накопление богатства, – по мере желания. Высокий уровень жизни рядовых граждан – одно из преимуществ демократии запада: так называемая «власть толпы» позволяет избегать чрезмерной концентрации финансов в одних руках. Почти то самое «равенство» (хотя без «братства»), за которое так долго агитировали коммунисты, спокойно и без крика осуществилось на «буржуазном» западе, где на сегодня нет такого страшного финансового расслоения по социальным группам, как в странах посткоммунистического лагеря. С другой стороны, свобода личности в немалой степени способствует ее творческой реализации. Наука и искусство запада во многом также происходят из демократических начал, воспитывающих поистине самодостаточных субъектов, способных посмотреть на мир нетривиальным, свежим взглядом.
…Востоку от России, в свою очередь, достается на орехи за жестокий деспотизм, усвоенный самой Россией до некоторой степени легко и органично. Объединяя цивилизационные достижения востока и запада исключительно негативного духовного свойства, Россия создает свой химерный «высокодуховный» продукт в виде культуры мрачного средневекового аскетизма, порождающего коммунистическую зависть к богатству и обеспеченного жесткой центральной властью, которая держит народ в ежовых рукавицах. Восточный авторитаризм используется российскими властями, вне всяких сомнений, в благовидных духовных целях, а именно: недопущения разврата русского народа грехотворным богатством. Сильная железная власть не позволяет рядовому гражданину стать слишком состоятельным: это позволено лишь избранным, – по-видимому, их души не подвержены грехам и богатство их не развращает.
Восточными греховными средствами – по западным грехам есть уникальная цивилизационная находка России, и в этом ее действительное ноу-хау. Вооружившись азиатской несвободой, Россия вступает в бой с безответственностью собственного понимания западной свободы. Весь фокус в том, что на востоке бедняки ощущают себя намного комфортнее, чем здесь, поскольку их духовные учения убеждают их не привязываться к богатству, равно как к самой жизни. Таких учений Россия не знает. Она знает лишь Библию, где сказано, что богатство – грех и всем богатым уготована на Небе злая участь. В то же время, насильственное лишение человека его богатства (или возможности разбогатеть) отнюдь не обеспечивает ему автоматическое попадание в рай. Единственный легитимный в глазах Небесной канцелярии отказ от грехопадения богатством есть решение индивидуальное, принимаемое в процессе личностного выбора. Насильственно святым не станешь.
Все дело в «святости» «Руси», которая, по-видимому, ограничивается исключительно бедностью ее населения и… богатством ее «сильных мира сего». Этот «цивилизационный проект» уникален с очевидностью наставленного пистолета своим «святым» нищенством, которое вряд ли найдется кому оценить на родине проекта, а за его пределами – й поготів. Все остальное – из сферы гипотетических заслуг России в будущем. Что ж, время покажет.
Россия ищет свой путь, предварительно как следует не разобравшись в своей собственной идентичности. В своих исследованиях американская русистка Эва Томпсон акцентирует внимание на нестабильной, переменчивой и до конца еще не выкристаллизованной российской идентичности. Она отмечает, что в отношении Европы Россия позиционирует себя, как антиевропейская, хотя и славянская идентичность, в отношении славян – как объединяющая всех славян идентичность русская, а в отношении кавказских народов – как европейская. И в результате, по словам исследовательницы, Россия сама безнадежно запуталась в своих манипулятивных идентичностях.
Точка зрения зависит от места сидения. «На кого я похожа?» – спрашивает себя Россия. И отвечает в зависимости от того, с кем она в данный момент ведет переговоры. Чаще всего она позиционирует себя, как нечто иное, даже противоположное, по сравнению со своими визави (ее рядовые граждане – наоборот: ангажируют тему родства и близости). И почему-то никогда не определяет себя, исходя из себя самой. Соотнося себя с другими, она словно отрекается от собственного лица, от личностного самоопределения на основании своей персональной сущности. Как писал Достоевский, русский с французом француз, с немцем немец и т.д. Он чрезвычайно этим гордился. Но эта бритва, выражаясь слогом Маяковского, обоюдоострая.
В английском языке сложились жесткие правила грамматики: сначала – подлежащее, затем – сказуемое. Возможно, в этом отражается некая природная черта нации потенциальных творцов и предпринимателей: сначала – сущность, затем – действие. Для эффективности выполнения задуманного дела субъекту нужно четко уяснить себе, кто он такой и что собою представляет, имеет ли таланты и резервы для успеха намеченного предприятия, в простонародье – «на каком он свете»? Поэтому не удивительно, что именно английский язык, как язык самых успешных и активных в общемировых событиях субъектов, имеет неформальный статус языка межнационального общения, – что очень раздражает русских, которые стремятся всячески усилить русскоязычное влияние на окружающее гуманитарное пространство. Однако влияние должно иметь хоть сколько-нибудь содержательное наполнение.
Уникальная особенность: русские, – быть может, единственный народ на земле, который называет себя именем прилагательным. Что это значит? – таким вопросом задаются многие. Имя народа, как имя человека, должно быть только существительным. Само слово «существительное» указывает на сущность, основополагающий принцип, без которого человек или народ не могут состояться. Это – определяющий момент в названии. Отвечая на вопрос: «кто? что?», имя существительное указывает на личностные характеристики, креативный самодостаточный потенциал, направленный на созидательную, творческую работу. В нем отражается солнечная сторона человека, питающая его энергией жизни и излучающая ее во внешнее пространство.
Имя прилагательное отражает те черты субъекта, которые не являются для него определяющими. Это дополнительные характеристики, которые «прилагаются» к сущностным чертам, но ни в коем случае их не повторяют. То, что отражено в прилагательном, исключается в самом существительном, которому оно соответствует. Отвечая на вопрос: «какой? чей?», прилагательное указывает на поверхностные качества, которые в неменьшей степени могут присутствовать в любом другом субъекте или предмете, а в контексте вопроса «чей?» – указывает на принадлежность к какому-либо иному субъекту или объекту.
Возвращаясь к теме Киевской Руси, следует отметить, что коренная этническая ее группа называлась русами, росами, русью, русинами, рутенами и т.п., но никогда – русскими. Коренное население этой земли именовало себя корректно, как и следует именовать самодостаточную сущность со своим смысловым центром, – именем существительным. Согласно дошедшим до нас летописям русской земли, собственно Русью (где-то до XI ст.) назывались территории Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств, входящие в состав современной Украины. Среди них было несколько славянских племен, но основным были русины. По данным украинских историков (А. Палий и др.), русины были этносом, который сформировался вследствие смешения ираноязычных скифских и сарматских племен (преимущественно роксоланов) с местными славянскими народностями. Оттуда же – и название (об этом – чуть позже). На территории бывшей Руси историк Геродот еще в V ст. до н.э. обозначил государство Скифию, которое простиралось от Черного и Азовского морей на юге до впадения Припяти в Днепр на севере и от Дона на востоке до Дуная на западе (почти в пределах современной Украины).
За северо-восточными границами Руси находились угро-финские земли, колонизированные русинами, как народом более сильным и занимавшим более высокую ступень цивилизационного развития. Интересно, что на северо-восток от Скифии Геродот обнаружил некое нескифское племя «антропофагов» («людоедов»), которое, как отметил историк, говорило на своем особом языке. Современные исследователи (М. Гимбутас и др.) связывают это племя с угро-финнами. Кроме того, в отличие от индоиранцев и славян, которые принадлежат к индоевропейской языковой семье, угро-финские племена принадлежат к уральской семье. Собственно, на момент появления Руси на месте Геродотовой Скифии те же угро-финские племена (весь, мерь, чудь, мещора, муром и т.п.) на северо-восточных землях от нее и обитали. Естественно, они говорили на своих уральских языках и наречиях. Даже известные из этнографической литературы славяноязычные племена вятичей и радимичей (они считаются предками современных русских), по данным российских антропологов (Т. Алексеевой и др.), представляли собой в наименьшей степени славян, а преимущественно ассимилированных славянами финнов. Объединяло их то, что все они были русскими (в контексте вопроса «чей?»), поскольку принадлежали Руси, которая имела массу признаков империи, колонизировавшей близлежащие окрестности.
Я не эксперт, поэтому могу лишь высказать следующее предположение. По злому умыслу ли, по простому недоразумению ли, или просто ради простоты и удобства, но когда пришло время определяться в названии народа зарождавшейся Московской державы, ее правители (или само население) оставило себе в качестве имени то прилагательное, которое определяло их принадлежность к бывшей метрополии. Возможно, все дело в многочисленности населявших эти территории племен, каждое из которых имело собственное название и, быть может, не желало уступать и принимать чье-то другое. Единым для всех угро-финских народностей было прилагательное «русские». Быть может, оно было оставлено, как компромиссный вариант в условиях относительного равенства всех иных возможностей. Но в любом случае, если они «русские», то уже не могут быть «русинами»: не бывает «масляного масла» или «собачьей собаки» (масло может быть, например, «крестьянским», а собака – «енотовидной»).
Интересно, что в украинском языке нет прямого перевода слова «русский». Есть лишь «росіянин» и «російський», которым соответствуют «россиянин» и «российский» в русском языке, но здесь они обозначают всех жителей империи, независимо от их этнического происхождения. Быть может, украинцам было сложно называть своих соседей тем именем, которое напоминало их собственное – «русы», «русины». Ведь с момента присоединения украинской территории Россия начала позиционировать себя, как Русь («Russia» – греческая транскрипция слова «Русь»), а с момента разгрома оппозиции Мазепы московский царь Петр I, ориентированный, по мере сил, на запад, взял в качестве официального названия своей страны (тогда – Московии) слово «Россия», удивительным образом похожее на западный эквивалент имени Русь. Таким образом, «Россия» и «Русь» в международном деловодстве слились в одном слове – «Russia», тем самым словно став единым целым. Впрочем, на тот момент Русь действительно была поглощена Россией (за исключением отдельных ее западных районов, которые в составе других государств оставались «Русью», а их население – «русинами»), поэтому с формальной точки зрения… Но все равно негоже называть империю по имени одного из подвластных ей, отнюдь не коренных, народов. До речі, слово «Россия» иногда фигурировало в документации Русско-Литовского княжества, а позже – Речи Посполитой, и обозначало оно, естественно, Русь-Украину, а не Московию (звуки «о» и «у» в тогдашнем фонетическом употреблении легко чередовались).
По правде говоря, Русью современная Россия никогда не была. Есть масса летописных свидетельств того, что все сегодняшние русско-российские земли не считались Русью, хотя и были русскими колониями. Например, когда кто-то из Новгорода, Рязани, Пскова и др. северо-восточных городов ехал в Киев, Чернигов или Переяслав (а где-то с XII в. – также в Галицко-Волынскую местность), то говорили, что он едет на Русь. Наиболее известная фраза, которую в этой связи цитируют украинские историки, – это фраза Андрея Боголюбского («первого великоросса на исторической сцене», по выражению историка В. Ключевского). Русская летопись зафиксировала слова, которые он сказал своему отцу Юрию Долгорукому, чтобы убедить его отказаться от попыток вокняжиться в престижном на то время Киеве: «Пошли домой затепло, на Руси нам места нет». Я понимаю эту фразу приблизительно так: «Что нам искать в той Руси? Лучше на своей земле себе славу добывать». Собственно, Андрей был первым князем династии Рюриковичей, который фактически эмансипировал угро-финские колонии Руси и заложил основы для создания самостоятельного Московского государства. Он почему-то ненавидел Русь и, наверное, перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что потомки народа, который он освободил от Киевской зависимости, спустя столетия называют свое государство Русью.
Единственный город на северных землях, принадлежавших Руси, где обитали в большом количестве славяне и русы (переселялись из метрополии), – это Новгород (и частично Псков). Отсюда – столь естественное для русинов народно-демократическое вече, которым так славился этот город. Но эта традиция была разрушена во времена Ивана Грозного, когда царь узнал, что новгородцы собираются соединиться с Русско-Литовским княжеством, действительно близким им по духу. Решение царя было скорым и прагматичным: чтобы не оставлять ненужных зерен оппозиции, он просто приказал вырезать всех жителей Новгорода до единого. Что и было сделано. Как утверждают историки, – даже дважды. Затем в пустые дома свезли своих людей, генетически чистых от демократической «заразы». Тем не менее, сам Новгород Русью в средневековье не считался. Теперь-то вся Россия считает себя Русью…
Широко известна так называемая варяжская теория происхождения государственности на Руси. К ней прилагается безапелляционное утверждение, что слово «русь» – варяжского происхождения. А из этого следуют далеко идущие выводы: поскольку первыми варяги ступили на северные территории (Новгород и пр.), то это означает, что «русскость» родом оттуда, из карело-финских земель. Стало быть, нынешние русские – потомки первых русов, поскольку, якобы, этим именем их одарили северные пришельцы, «возвысив» до собственного уровня. Опровергается эта теория довольно просто: слово Русь («hros») в отношении народов Приднепровья и Северного Причерноморья впервые используется еще в средине VI ст. в книге Псевдо-Захария Ритора, задолго до прихода норманнов, первое упоминание о которых в мировой истории (не говоря уже об их пришествии на Киевские земли) появляется лишь в 787 г. Затем это название упоминается неоднократно в трудах других иностранных авторов. Наши предки считались «росами» и «русами» еще до прихода варягов.
Кроме того, византийцы никогда не путали варягов с русами. К последним они относили исключительно население Приднепровья и Северного Причерноморья. Корень «рос» имеет масса топонимов на этой территории (речки Рось, Росава, Роставица, город Родня). Известно, что топонимы (особенно гидронимы) являются наиболее древними наименованиями. Даже Черное море уже в IX в. называлось Руським, поэтому, опять-таки, нашествие варягов здесь ни при чем.
По утверждению историка А. Палия, на сегодняшний день наиболее убедительной выглядит версия ирано-сарматского происхождения слова «русь» («рос»). На иранских языках слово «рокс» (или «рухс») означает «сияющий», «светлый», «блестящий», «белый», «главный». Наиболее правдивой выглядит гипотеза историка П. Толочко, согласно которой слово «русь» происходит от названия сарматских племен «росы», «россомоны», «роксоланы», – возможно, это разные варианты одного и того же племенного названия. Кстати, для славянских языков характерна смена звука «о» на «у» («Бож» или «Бос» = «Бус»; «Руська правда» = «Правда Роуськая»; «Украина» = «Оукраина» и т.п.). Как отмечает Палий, на территории Крыма много названий поселений связано с пребыванием там в глубокой древности роксоланов: «Рос», «Росиа», «Россо», «Рософар», «Россика» и т.п.
Естественно, русские специалисты выдвигают свои аргументы в пользу «русскости» своей земли. Отмечая в своих записках тот факт, что большинство исследователей считает название «Русь» производным от «Роксолании», австрийский путешественник и дипломат XIV ст. Зигмунд Герберштейн добавляет, что московиты это отрицают. Они-де говорят, что их страна издавна называлась Россея, как народ «рассеянный» (имеется в виду: «по свету»). Может, он действительно рассеянный. Но северо-восточные земли «внешней Руси» собственно Русью в летописных источниках (по крайней мере, до возникновения более позднего историографического искусства Российской империи) никогда не называлась.
Впрочем, не бывает дыма без огня. Территория сегодняшней России действительно была названа однажды Русью, и сделало это в XIV в. византийское руководство – митрополит и император – по законам классической греко-римской географии. В своих документах они именовали Русь (приднепровские земли) Малой Русью, а принадлежавшие ей некогда северо-восточные территории – Великой Русью. Тогда действительно было принято все иноэтнические, зависимые от метрополии земли называть по имени главной земли, с добавлением слова «Великая». В свою очередь, этническая земля метрополии называлась «Малой». В то время под «Малой» землей подразумевалась земля-первоисточник, прародитель многоэтнической империи. Например, «Малая Польша» – это собственно Польша, с проживающими в ее местности поляками, а «Великой Польшей» называлась подвластная ей северная земля, доходящая до Балтики, с непольским населением. В свою очередь, Великобритания была колонией известной сейчас Бретани на западе Франции, которая и была этнической землей племени бриттов, тогда как на Британских островах жили разнообразные иные народности. Греция тоже имела свою «Великую землю»: Великой Грецией назывались ее колонии в Сицилии и на юге Италии. На сегодня известна также Малая Азия – бывшая метрополия всех окружающих этнических общин Азии. Великая Римская империя, в свою очередь, состояла из множества европейских этносов, которые даже с большой натяжкой римлянами нельзя назвать.
По этому же принципу и без всякой задней мысли правители Константинополя назвали Русь Малой Русью, а ее бывшие северо-восточные колонии – Великой Русью. Кстати, византийский император Константин Багрянородный еще в X ст. упоминает о «внешней Руси», зависимой от Киева, и «внутренней Руси», т.е. земле собственно русинов и полян. Даже отсюда видно, что «внутренняя Русь» – это Русь, а «внешняя Русь» – окружающие ее земли, хотя и принадлежащие ей. Этот способ именования использовал еще Птолемей во II в., когда он разделил Скифию (т.е. территорию, которая некоторое время спустя стала называться Русью) на внутреннюю и внешнюю. Смысл был тот же. Кстати, название «внутренняя Русь» перекликается с названием «Украина», т.е. «в стране», «внутренняя страна», или собственно метрополия.
Видимо, чуть позже словосочетание «внутренняя Русь» трансформировалось у византийцев в «Малую Русь», а «внешняя Русь» – в «Великую Русь». Глава русской церкви, митрополит Киевский и всея Руси проживал, соответственно, на территории Малой Руси и считался теми же правителями Византии единым главой русской церкви для всей Руси – и для Малой, и для Великой. Но кто мог знать, что в течение непродолжительного времени Московская держава выберет себе собственного митрополита и подчинит ему земли Малой Руси, а также трансформирует (не иначе как для удобства обращения) название «Великая Русь» в «Великороссию», а название «Малая Русь» – в «Малороссию». В результате безобидного приема превращения прилагательного в наречие («великая» – «велико», «малая» – «мало») в сознании непроинформированных людей, не знакомых с традиционными правилами наименований давних метрополий и колоний, смысл этих слов кардинальным образом изменился. Под «великороссами» стали понимать народность максимально русскую (истинных русинов), а под малороссами – народность с несколько размытой русской составляющей. Дескать, мало в них русского, а потому они вторичны и неполноценны. Соответственно русинский (украинский) язык стали называть «малоросским наречием», навязывая всему миру идею считать его всего лишь производным от «истинно русского» языка великороссов, но несколько искаженным его вариантом.
Правда в том, что великороссы – вообще не русы. Они, как было выше сказано, есть русские карело-угро-финны, с вытекающими отсюда особенностями. В частности, с момента завязывания близких контактов ответственных лиц Великой Руси с Византийским церковным руководством несчастное угро-финское население было вынуждено учить чужой ему славянский язык (церковнославянский, т.е. староболгарский). Болгария вообще была перевалочным пунктом Византийской экспансии на восточные земли и сама от этого страдала, периодически порываясь добыть себе независимость. С тех пор многие русские фамилии (в отличие от украинских) обрели болгарские окончания: Иванов, Петров, Сидоров и т.п. Но поскольку у каждого этноса свои фонетические свойства и правила, великороссы стали произносить славянские слова на финский манер. В качестве примера можно привести так называемое «аканье», звонкий звук «г», который украинцы, как и древние русины, произносят по-ирански глухо, а также звук «е» на месте прежнего (сегодняшнего украинского) «и» – фонетический эквивалент древнерусской буквы «ять», и т.п. Вот такой «исходный русский язык», от которого, по мнению некоторых российских специалистов, происходит «малоросское наречие».
Кстати, древние русины имели свой язык задолго до появления в русском культурном пространстве староболгарского. По свидетельству творца славянской письменности Кирилла (Константина), в 861 г., еще до внедрения на русских землях его ноу-хау, на территории Крыма, где существовала ранняя епархия россов, им были обнаружены написанные русскими буквами Евангелие и Псалтырь. Примерно в те же годы персидский историк Фарх ад-дин Мубаракшах отметил в своем труде, что хазары заимствуют у соседей русскую письменность для собственных нужд. Древнерусский язык (очень близкий к современному украинскому) был сплавом ираноязычных скифо-сарматских и славянских элементов, чуть позже – с добавлением церковнославянских (староболгарских), но в небольшом количестве. Напротив, русский язык именно на этой языковой почве и основывается.
Многим народам, конечно, приходилось приспосабливаться под речь своих завоевателей, соседей и «братьев», корректировать язык, заимствовать в большом количестве иноязычные слова, однако мало кому, наверное, пришлось менять самую основу собственного языка, как это сделали русские. В основе их речи – не финский языковый субстрат, который был для них естественен и органичен, а славянский (староболгарский) язык, который они лишь несколько видоизменили и обогатили его своим аутентичным вербальным контентом. По сути, русские говорят на чужом для них языке, чья славянская природа дает им хороший козырь в утверждении своей «славянскости».
Россия вообще любит родниться с «братьями славянами». Профессор князь Н. Трубецкой в статье «К проблеме русского самосознания» по этому поводу пишет: «Много говорили о том, что историческая миссия России состоит в объединении наших «братьев» славян. При этом, конечно, забывали, что нашими «братьями», если не по языку и вере, то по крови, характеру и культуре, являются не только славяне, но и туранцы (тюрки), и что фактически Россия уже объединила в объеме своей государственности значительную часть «туранского востока». Русский литературный язык является общеславянским элементом в русской культуре и представляет собой то единственное звено, которое связывает Россию со славянством. Говорим «единственное», ибо другие связи – иллюзорны. «Славянский характер» или «славянская психика» – мифы. Каждый славянский народ имеет свой особый психологический склад, и по своему национальному характеру поляк точно так же похож на болгарина, как швед на грека. Не существует и общеславянского физического, антропологического типа. «Славянская культура» – тоже миф, ибо каждый славянский народ вырабатывал свою культуру отдельно, и культурные влияния одних славян на других нисколько не сильнее влияния немцев, итальянцев, турок и греков на тех же славян. Этнографически славяне принадлежат к разным этнографическим зонам. Итак, «славянство» – понятие не этнопсихологическое, этнографическое или культурно-историческое, а понятие лингвистическое. Язык и только язык связывает славян». А если еще вспомнить, откуда у русских появился славянский язык… Впрочем, далее профессор замечает: «Русский национальный характер... решительно непохож на национальный характер других славян. Целый ряд черт, которые русский народ особенно ценит, не имеют никакого эквивалента в славянском моральном типе». Еще бы.
Как и «русскость», славянство притягивается Россией, что называется, за уши. Вплоть до конца XVIII ст. вопрос о славянской дружбе перед страной не стоял. Но затем, в связи с выходом к Черному морю, у Российской империи появились балканские и средиземноморские перспективы, она вдруг заинтересовалась данной темой. Как подмечает Игорь Лосев в статье «Кое-что о «славянском единстве», все дело в том, что большую часть населения Османской империи составляли славянские народы. Выразить им свою «братскую» поддержку и поднять их на борьбу против османского ига стало «идеей фикс» России.
Дальше – больше. Когда в средине XIX ст. по всей Центральной Европе начали вспыхивать национально-освободительные революции, Россия усилила свою прославянскую риторику. Появились разнообразные славянские общины, кружки и союзы. «Удивительное дело, – замечает И. Лосев, – но тексты того времени мало отличаются от того, что можно прочитать в современных газетах определенного направления. То же самое стремление подчинить всех славян интересам одного государства и его элиты. Но как и сегодня, находились в российском обществе честные люди, которые не боялись указать на «одежду короля». Далее исследователь приводит слова философа Владимира Соловьева: «Лучше было бы совсем промолчать о «славянской идее», нежели выставлять ее только для того, чтобы сразу же подменить ее основами российской истории, то есть заранее признать все другие славянские народы безликим и пассивным материалом для русской национальности». Указывая на российских патриотов из газеты «Московские ведомости», Соловьев писал следующее: «Наши «сокрушительные» патриоты тоже стоят за объединение, но лишь в тамерлановском понимании. Для них единство означает уничтожение отличий, а вероисповедание служит им только как знамя враждебности и орудие уничтожения... Нет на всем огромном пространстве Российской империи такой религиозной и национальной разновидности, которая не подлежала бы выкорчевыванию во имя тех самых высоких начал нашей веры и народности, на которые указывают ораторы славянского общества». По мнению философа, «нельзя безнаказанно написать на своем знамени свободу славянских и других народов, отнимая в то же время свободу у поляков, религиозную свободу у униатов, гражданские права у евреев».
В годы Первой мировой войны, когда Россия выступила против Германии и Австро-Венгрии, возникла новая волна российской любви к братьям славянам, пребывавшим под властью австрийцев. На что, как отмечает И. Лосев, тогдашний присяжный поверенный В. Ульянов с возмущением отреагировал следующими тирадами: «Царизм ведет войну для захвата Галиции и окончательного подавления свободы украинцев», «Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо особенно для подавления украинского народа (кроме Галиции, у этого народа нет и быть не может уголка свободы, относительной, конечно)». Естественно, после Октябрьской революции о славянах в очередной раз забыли, чтобы вспомнить их снова в начале Великой Отечественной войны созданием Славянского антифашистского комитета, изданием журнала «Славяне» и массой плакатов с лозунгом «Гей, славяне!» Интересно, что незадолго до этих событий, в период love-story СССР и Германии, в захваченной ими Варшаве один польский офицер попытался воззвать к славянским чувствам представителя советской стороны, на что получил строгий ответ о неуместности этих чувств. Опять-таки, по окончании войны данная тема снова стала неактуальной.
Период последней актуализации российского славянофильства – наши дни. «После развала СССР появилась настоятельная потребность в идеологии, которая бы обслуживала интересы тех кругов российской элиты, которые не мыслили своего будущего без регенерации сверхдержавы, которая почила и без такого привычного господства над Украиной и Белоруссией, – пишет Лосев. – Такой идеологией становится российское неославянофильство. Однако нового в этом очень мало. В основе его то же самое стремление к господству и подчинению себе других славян…, инстинктивная антипатия к разнообразию и непохожести, а на ее основе – стремление к тотальной унификации (единый русский язык, единая русская культура, единое государство и т.д.) и неудержимая мифология, которая абсолютно не принимает данных науки, реальных фактов истории, археологии, этнографии, языкознания… Как правило, вывод из всех «славянских танцев» делается простой: мол, славяне – это один народ и жить они должны в одном государстве, известно каком. Нынешние «славяноведы» игнорируют фундаментальные работы ученых, в том числе российских, поскольку они не вписываются в их идеологию, а еще точнее, в пропаганду».
Все вещи России – с чужого плеча, даже так называемые русские народные сказки. Они вылавливались по украинским селам еще в XVIII-XIX ст., переводились на русский язык и выдавались за свои, точнее – общие. По русским селам можно было собрать разве что этнические финские сказки – про лапти, косолапых мишек и т.п. А что касается доблестных ратных подвигов средневековых русских рыцарей, то об этом в угро-финской глубинке сказаний не сочиняли. Даже рассказ об Илье Муромце (муром – название финской народности), скорее, напоминает историю Дюма о приключениях провинциального гасконца в самом центре метрополии.
Тем не менее, у русов и «русских» есть много общего. Это, прежде всего, общее государство-империя, в котором одни были коренным народом, а другие – его данниками. Общей для центральных и северо-восточных земель империи была и правящая династия Рюриковичей, – варягов не то датского, не то норвежского происхождения. Основатель Москвы Юрий Долгорукий был шестым сыном Киевского князя Владимира Мономаха, а первый «эмансипатор» и освободитель северо-восточных земель Андрей Боголюбский был, в свою очередь, сыном Долгорукого. Добавлю: и половецкой княжны, благодаря чему, если верить реконструктору внешности по черепам Герасимову, у князя Андрея был азиатский тип лица. Но это – к слову.
Со времен Владимира русские князья, выражаясь грубым стилем, размножались в геометрической прогрессии, как, простите, мухи в годы эпидемии. Быть может, на несчастье самой русской земли. И если у аскетичного Святослава, который больше любил сражения, чем женщин, было всего три сына, то начиная с Владимира, русская земля уже стонала от чрезмерно расплодившихся княжеских отпрысков, которых уже не знала, куда пристроить. Все хотели княжить, и желательно – в Киеве.
На земли колоний в те времена не принято было посылать княжичей (да их много и не было). Туда отправляли руководителей «среднего звена», – наместников, ставленников и т.п. При жизни Святослава два его «законных» сына княжили в двух областях на территории Руси. Но был еще третий, сын «рабыни» Владимир, который оставался не у дел. За ним приехали из Новгорода. Когда посланцы из глубинки попросили прислать им кого-нибудь на княжество, Святослав язвительно ответил: «А кто бы к вам пошел?» В том смысле, что: «Кому оно надо?» Великий Новгород в те времена не считался престижной территорией, равно как и Русью вообще. Видимо, Святослав полагал, что никто из его сыновей не прельстится перспективой княжить в далекой провинции. Однако новгородцы уговорили князя послать к ним «робочича» Владимира, и это был первый случай отправки княжеского сына, пусть и не совсем «полноценного», править за пределы метрополии.
Далее династия множилась с калейдоскопической скоростью. Уже и прилегающих земель на всех не хватало, и пошли братоубийственные войны. Но это тема для другого разговора, а сейчас я акцентирую внимание на том, что киевские князья, которые правили не только непосредственно на Руси, но и на прилегающих к ней подвластных территориях, никак не принадлежали к тем этносам, над которыми они были поставлены. А потому единая династия правителей, тем более иностранцев, – отнюдь не повод считать все население Руси с ее многочисленными колониями одним («древнерусским») народом, как это любят утверждать российские ученые. «Единым» этот народ вдруг стал в сознании московских полуисториков-полуидеологов лишь после включения в состав империи Украины, да и то не сразу. О братской колыбели «трех славянских народов» был сложен миф лишь в конце XVIII – начале XIX ст., под влиянием сложившейся на тот момент идеологической доктрины Российского государства, обусловленной, в свою очередь, новым политическим раскладом в мире. Во времена же Киевской Руси чрезмерно разношерстое население этого государства-империи единым народом себя не считало, а соседние племена мало интересовались друг другом. И когда в XVII ст. перед московским царем Алексеем Михайловичем встал вопрос о протекции над Украиной, боярский совет категорически не хотел принимать к себе «этих черкасов», – за то, что слишком «балувані»: привыкли на своей Руси к свободомыслию и независимому поведению. Таких очень трудно будет приручить и заставить уважать московскую власть, как то положено в добропорядочной державе, – говорили царю советники (и, как показало время, были правы).
Интересно, что популярный астролог П. Глоба утверждает, что он собственными глазами видел в неком архиве книгу русского астролога XVго (или XVIго) ст. Василия Немчина, где сказано о «трех славянских народах», которые в будущем будут вечно вместе. Жаль, что кроме Глобы, эту книгу так никто и не смог разыскать, а потому подтвердить или опровергнуть его слова никто не может. Как в том фильме о собаке Баскервиллей: «Сохранили ли Вы записку, сударыня? – Нет, она рассыпалась у меня в руках». Ах, какая жалость! Наличие пассажа о «трех славянских народах» мне представляется несколько подозрительным, поскольку эта идея в русской историографии появилась намного позже, тогда как в XVI ст. Украина еще находилась в составе Польско-Литовской державы и никто еще не знал, что с ней столетие спустя случится катастрофа. Впрочем, «тремя славянскими народами» древний астролог мог называть украинцев, белорусов и… поляков, которые действительно в то время были объединены одним государством, но над ними уже нависла угроза скорого расторжения «братских уз». Возможно, по слову Немчина, они действительно когда-нибудь вновь объединятся, чтобы никогда уже больше не повторять былых ошибок.
Но разговор сейчас – не о них, а о России. В неофициальных кругах московской элиты уже давно имелся опыт именования страны Россией. Официально приказал назвать свою империю Россией царь Петр I, разгромив предварительно, как уже было сказано, сторонников Мазепы, который хотел избавить свой народ от чрезмерно заботливой царской опеки. Этим фактически и завершился процесс «приватизации» Руси Московским государством. Сначала фигурировало лишь название народа («русские»), ненавязчиво отождествлявшее его с русинами, затем был взят чужой язык (по происхождению славянский), и вот – последний шаг: название страны «Россия» в ушах Европы слилось с названием Руси. Дальше было дело за малым: присвоить себе всю русинскую историю и назвать свой «великоросский» народ главным наследником Руси. История прежней метрополии была названа историей государства Российского. Так раб в революционные часы присваивает себе имение и имущество своего прежнего хозяина, начиная пользоваться его вещами, как своими. Но с его стороны было бы нелепостью претендовать на родословную хозяина, а его предков вдруг называть своими предками. Москва в таких вопросах щепетильной не была: она объявила русских одним народом с украинцами-русинами и заявила о совместной с ними единой истории.
Можно взять себе чужую фамилию, присвоить чужое имущество, назваться братом неродному человеку, но всегда есть одно «но». Кровь «названного брата» самозванцу не поможет, если, не дай Бог, он вдруг окажется при смерти и будет нуждаться в переливании крови от члена семьи. В этом случае он обратится к своим единокровным родственникам, от которых в свое время столь легкомысленно отрекся. Русинская (украинская) кровь не поможет русскому излечиться от смертельной болезни. Хотя бы в том смысле, что для украинского этноса характерно свободное народоправие и казацкая вольница, а для русского это – смерть. Прилив демократических сил, на которые так уповают сегодняшние прекраснодушные украинские мыслители (например, упоминавшаяся здесь Оксана Пахлевская), России не поможет. По словам исследовательницы, движение Украины в сторону Европы может способствовать политической модернизации России. А мне вот так не представляется, наоборот, поток генетически чуждого России либерализма способен разрушить это государство в корне, поскольку оно дышит совсем другим воздухом. Для него это – «резус-фактор отрицательный».
Итак, у России третий путь. В чем он состоит? Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к самой сути этой державы, к ее отличительным чертам, выделяющим ее из ряда других государств. Как было выше сказано, обращает на себя внимание, в первую очередь, самоназвание «русские». А имя народа, как и имя человека, – это, в некоторой степени, его судьба. «Имя вы не зря даете, и скажу вам наперед: как вы яхту назовете, так она и поплывет», – весело сообщает нам в своей незамысловатой песенке герой мультфильма капитан Врунгель.
Для названия народа, как ни крути, имя прилагательное – знак ущербности. Особенно если учесть, в какой связи оно возникло. Такое имя сигнализирует о том, что данный народ не самодостаточен, поскольку не исходит из собственной индивидуальности. Он словно лишен своей сущности, своего креативного «я», своего центра Вселенной. Причем добровольно. Этот народ отказался от творческих основ, от родовой памяти, своей истории, своей собственной семьи, назвав себя иначе, по-другому, чтобы сблизиться с другим народом, к которому имеет такое же отношение, как слуга («робочич») к своему хозяину. Тем не менее, у него есть свое собственное лицо, свои таланты и способности, своя история, история своих истинных предков, от которых русские, по сути, добровольно отреклись. Зачем? Вот в чем вопрос вопросов. Чем хуже карелы, финны или угры? Зачем скрывать свои корни, тем более сейчас, когда Россия уже состоялась, как мировая сверхдержава? Теперь бы можно было и родителей забрать из дома престарелых и обеспечить им достойную жизнь, которой они во времена иные не имели.
Причислив себя к касте своих бывших «хозяев», московский люд не осмелился, однако, открыто объявить себя русинами. Быть может, потому, что имя настоящих русинов на тот момент еще не исчезло из употребления: в составе Речи Посполитой украинцы намного чаще именовались русинами. От этого названия они отказались лишь в составе Российского государства, – дабы не отождествляться с господствующим этносом.
Оставшись «русскими» и присвоив себе историю своей бывшей метрополии, граждане России, с одной стороны, отождествили себя с ее коренной народностью, но с другой, народностью этой себя, по сути, не назвали, так и оставшись этносом, который «прилагается». И уже неважно, к чему он «прилагается». Они назначили себя народом, по определению зависимым от кого-то или чего-то другого. Хотя бы от собственных властей, которые, по правде говоря, должны ему служить.
Конечно, одно лишь наличие прилагательного в качестве названия нации – не Бог весть какой аргумент для понимания ее сущности и судьбы. Безусловно, как все люди равны перед Богом, так перед Ним равны и нации: нет больших или меньших, более или менее значимых, как бы они ни назывались. Но и этот единственный момент столь редкостной особенности немаловажен. Случайностью его назвать нельзя, тем более что всю свою историю Российская держава постоянно подтверждала неслучайность такого необычного названия у своего народа.
Во-первых, занимая столь обширную территорию и обладая такими огромными людскими ресурсами, Россия претендует на роль «второго полюса», в противовес сильнейшим на сегодня США, которые практически контролируют мир. При этом наличия собственного цивилизационного почерка, своего культурного ноу-хау у России не наблюдается. Она все заимствует извне и, как сегодня представляется, нет ничего такого, что пожелали бы заимствовать у нее другие. Нет своей креативной составляющей, как нет необходимой сущности у имени народа, основавшего Россию. Вместо сущности – молчание, затянувшаяся пауза и пустота.
Во-вторых, она интернациональна. Интернационализм является национальной идеей России, как страны Стрельца (в последнем я практически не сомневаюсь). А находиться между нациями – значит, ни к одной из них не принадлежать. Россия когда-то сознательно отказалась от своих корней. Выражаясь астрологическим языком, она не просто подменила свой «четвертый дом» (тогда бы ее именем было существительное), а напрочь отказалась от него. Став «русским», данный этнос избавился от национальности, как таковой. А национальность связана не только с прошлым, но и с настоящим, с реальным знаковым содержанием народа. Что в этом случае сказать о будущем?
Российская держава почему-то избегает жить сегодняшним днем. «Ничего-ничего, – неоднократно повторяют русские, – это мы сейчас еще не в силе. Но – вот увидите! – наступит время, когда вы все за нами потянетесь!» И живут этим «светлым будущим», как будто не понимая, что без подлинного настоящего будущее не построить. Нужно иметь что-то явственное в самих себе, «здесь и сейчас». Из пустоты наполненность никак не явится.
Теперь о самом неприятном. Упоминать об этом мне не хотелось, но разговор так складывается, что, видимо, придется. В связи с утратой Россией материнских корней мне вспоминается такой вербальный феномен, как русский мат. Для меня очевидно, что эта форма проклятия могла появиться только у кочевого народа. У народа, который не имеет собственной земли и носится по свету в поисках чужих сокровищ, чужих богатых территорий и пространств. Нападая на мирные поселения, не имеющий родного очага кочевник желает подчинить себе всю земледельческую местность, насильно сделать ее своей, пусть и нелюбимой, но хотя бы покорной, готовой в любой момент исполнить все его приказы. Каждое проклятие связано с черной магией, тем более в языческие времена, когда люди еще знали о неразрывной связи между духовным и материальным мирами. Проклятие, адресованное чужой матери и символизирующее ее сексуальное подчинение, – это акт черной магии, призванный укрепить власть насильника над данной территорией. Земля есть материнское начало, и осквернение матери (по симпатической связи) в представлении захватчика обеспечивает его дальнейшую власть над этой землей, гарантирует ее покорность и готовность платить ему дань во все последующие годы. Той же цели служили ритуальные изнасилования всего женского населения ограбленной и поруганной земли, наверняка придуманные степными шаманами. Нет, кому-то, конечно, это представлялось приятным занятием, снимающим напряжение после тяжелых ратных дел, но прежде всего это была дань темным силам, обеспечивающим налетчикам дальнейшие успехи на избранном поприще. Это была такая же важная и ответственная работа, как непосредственное сражение с местным населением, поскольку она магически обеспечивала завоевателям военную удачу в будущем.
Возможно, матерные слова имеют монголо-татарское происхождение и появились в русской речи с момента подчинения Московского княжества Золотой орде. Но эти слова упали на крайне благодатную почву, поскольку сама Московия уже готовила свое отречение от собственных корней. Психология степного кочевника прочно укрепилась на московских просторах и, быть может, она-то и изменила фокус самоидентификации местного угро-финского населения. Оно стало тянуться к над-сущностным вещам, к поверхностным имперским ценностям (величие и т.п.) и, как следствие, отреклось от собственных этнических основ, совсем не соответствовавших уровню поставленных задач и к самовозвеличиванию не располагавших. А продолжительная ордынская власть в Московии дала ему надежду на реванш в отношении его давней обидчицы Руси. Переняв немало ордынских качеств, Московское государство могло рассчитывать в дальнейшем на самостоятельную имперскую политику, лицемерно объявив себя носителем, однако, не малопочтенного в Европе бренда Золотой орды, а весьма уважаемого в ней бренда Русской земли.
Самоидентификация России на сегодня представляется малореальной. Хотя бы потому, что эта страна – одна сплошная фальсификация. Чужое имя народа, чужое название страны, чужой язык, чужая родня, чужая история, до недавнего времени даже включенная в состав России чужая земля, чужие владения (многие украинские церкви Московского патриархата построены задолго до появления на свет Божий самой Москвы), – все это не дает возможности России проявить себя, раскрыть свое лицо. Она все время держится за что-то чужое, по-имперски авторитетное, при этом крайне старомодное (империи уходят в прошлое). Отсюда – и насильственное навязывание «славянским братьям» своих забот, проектов и характеристик, а также, – что наиболее прискорбно, – образа жизни и способа решения задач. Не имея родной генетической базы, легко выбивать почву из-под ног других, – в чем и состоит проект российской интернационализации. «Нет у меня – не будет и у тебя».
Даже Украина, – страна, которая, казалось бы, имела мало возможностей для свободной самореализации, будучи разорванной на части сразу несколькими конкурирующими империями, – и та сумела сказать свое аутентичное слово миру. Невзирая на огромное противодействие, чинимое разнообразными властями (а может, благодаря ему), Украина открыла миру казачество – феномен исключительно украинский, характерный для страны свободной и демократической, вплоть до анархизма, какой не была, пожалуй, ни одна страна Европы (не говоря уже об Азии) в эпоху Возрождения. Первая в Европе конституция была создана украинским казачеством, – пусть она и не была реализована на практике (поскольку земли Украины принадлежали в те годы России и Польше), но ее принципы равноправия и справедливости фигурировали в более поздних вариантах конституций запада и, возможно, послужили для них ориентиром. Все потому, что Украина – страна самодостаточная, имеющая свое лицо, почитающая своих предков и четко сознающая свои цели, интересы и потребности.
Но вернемся к России. Ее сложности с самоидентификацией объясняются тем, что у державы Российской нет реальной связи с прошлым собственного рода. Ведь без «четвертого дома» страна не имеет фундамента, на основании которого она могла бы выстроить свое культурно-цивилизационное здание. Она вынуждена строить здание без фундамента, без витальной помощи предков, не опираясь на саму себя и искажая свою собственную сущность. А в чем особенность творческой силы? Ее источник – в солнечном, эгоцентрическом «я» субъекта. Не будучи собой, человеку не создать ничего значительного и интересного, а все созданное «не из себя» нежизнеспособно.
У меня немного странные соседи: боятся тишины. Когда они дома (а дома они всегда), то очень громко друг с другом общаются (точнее, кричат), а если молчат, то включают телевизор, и шумовое сопровождение их жизни обеспечивает техника. Я объясняю этот аудио-эксгибиционизм потребностью заполнить психологическую пустоту незрелого самосознания. Моим соседям не нужна тишина: она порождает размышления «из самих себя», чья (видимо) бесплодность их пугает, приводит к бегству от себя в спасительный поток внешней информации. Поэтому не удивительно, что содержательность их разговоров оставляет желать лучшего. Но качество для них – не главное, главное – процесс. Это я к чему? Бывает так, что внутренняя пустота (пресловутый ветер в голове) вынуждает человека черпать информацию из окружающего мира, поскольку личностное «я» бесплодно. Не исключением является страна, особенно если речь идет о России. Этой общительной державе всегда нужны другие этносы и страны, чтобы как-то их организовывать и строить, вести куда-то в светлый путь подальше от родного дома, поскольку у нее самой – пустая тишина на месте дома и «вітер свище». Но от себя никуда не убежишь.
Все завоеванные и покоренные народы, после веков российских «благодеяний», едва лишь государство ослабит хватку и даст немного демократии (как было в годы Перестройки), становятся «неблагодарными», «предателями» и уходят, оставляя «благодетельницу» наедине с пустотой бессущностного «я». Что ей остается? Недавно прочитала книгу, где был описан эпизод с одним участником махновского движения, который, во исполнение гуманитарных заповедей батьки, стоял на улице и не грабил, а просто просил у прохожих дать ему немного одежды, поскольку он совсем обносился. Никто бедняге не давал, пока, наконец, он не вскинул ружье и не остановил прохожего, которого и раздел, забрав себе необходимые вещи. «Ну вот, теперь порядок, – обрадовался махновец, переодевшись в чистое. – А то просишь-просишь, а никто не дает». Россия, быть может, и хотела бы, чтобы на нее равнялись, прославляли ее, шли за ней на край света – свободно, по зову сердца, от одного сознания ее духовной непревзойденности, – но никто ведь не идет. Приходится гнать силой. Как заметила О. Пахлевская, любой проект объединения, автором которого является Россия, оборачивается разъединением, конфликтами, культурными и политическими трагедиями ее соседей. Все почему? Нет собственного смыслового центра, нет творческой наполненности – и нет родства с другими, нет понимания укорененности других в традицию, культуру, глубину веков и персональных смыслов. Задача России, как мне представляется, – познать саму себя, – не по идеологическим конструктам, выстроенным на виртуальной основе, а по истинным природным свойствам собственной души.
Непомерное желание России «приватизировать» свою бывшую метрополию (теперь называемую Украиной) можно было бы объяснить банальной завистью подвластных масс к имуществу и славе своих хозяев-аристократов. Возможно, на первых порах творения Московского государства его руководству очень хотелось убедить весь мир в своем величественном прошлом. Назвав себя главным и единственным наследником столь мощной империи, как Русь в былые времена, Россия могла рассчитывать на вхождение в сообщество великих государств, стать своей в мировой имперской элите и – ключевое слово для России! – заставить себя уважать. Получив в свои владения Киев, московские власти получили первую весомую возможность легитимизировать свою «русскую» родословную. И действительно: если вся территория Руси входит в состав Московской державы, то что она такое, как не та самая Русь, лишь несколько умножившая свои территории? Это – знак того, что никуда всем известная Русь не исчезла, не ослабла, не ушла с политической сцены, а она – вот она где! Преспокойно продолжает свою прежнюю экспансионистскую деятельность, присоединяя к себе все новые территории.
Погасший дух древней Руси, промышлявшей некогда грабежом и рэкетом по всей средневековой округе, вплоть до Византии, вновь восстал из мертвых и заявил о себе во всеуслышание устами новых московских «русских». Незадача лишь в том, что Киевская Русь к тому времени бесконечно устала от своих прежних «подвигов». Украинские солдаты крайне неохотно выполняли боевые задания повеселевшего и посвежевшего Кремля. Получив на руки «русский» козырь и обнаружив его дряхлость и полную небоеспособность, правители Московии решили сами водить его ослабевшими руками. Согласно техники вуду, они реанимировали имперскую идею Киевской Руси в условиях полного бессилия и безразличия самого Киева. «Как ты там это делаешь?» – эта фраза из выступления «95-го квартала» очень точно отражает новую колониальную политику Москвы, вспыхнувшую фонтаном непастельных красок сразу после «объединения с православными братьями».
История повторяется лишь в виде фарса. Характерная для средневековья имперская активность медленно, но верно отступала в прошлое, сменяясь парадом новообразованных национальных государств. А Россия прочно зафиксировалась в том заветном времени, которое давно ушло. Так в мистических фильмах некий призрак, ушедший из жизни при трагических обстоятельствах, застревает между мирами и спустя века терзает психику живых своими бесконечными стенаниями на месте эмоционально значимых для его души событий. России давно пора отпустить свое прошлое, свою забившуюся в память подсознания обиду на русинских колонистов, которые некогда использовали угро-финский люд в своих военно-меркантильных целях.
Многие украинские исследователи озабочены извечным вопросом: как помочь России? И приходят к радостному выводу: чем быстрее Украина будет двигаться в Европу, чем больше будут укрепляться ее демократические институты, тем скорее и Россия придет к тому же. А значит, своим собственным очищением мы поможем очищению России и модернизации ее политической системы. На мой взгляд, эта точка зрения ошибочна (чуть ниже я поясню). Те же исследователи считают, что Россия опасается некой угрозы (чуть ли не военной) со стороны Украины (например, в связи с возможным вступлением Украины в НАТО), и потому Россию нужно успокоить и объяснить ей, бедной и запуганной, что Украина ей не враг и завоевывать ее не собирается. Эта точка зрения мне представляется не менее нелепой. Все дело в том, что Россия Украину не боится. Согласно правилам лицемерия, описанным в моей предыдущей статье, она лишь выражает ритуальную обеспокоенность усилением агрессии со стороны Украины, которую следует пресечь в самом ее зародыше (невидимом еще, конечно, мировому сообществу, но проницательной Россией уже подмеченным). И дело не в том, что Украине надо «дружить» с Россией и строить гармоничные «добрососедские» отношения. Такие отношения России не нужны. Ей нужны или плохие отношения, или полное их отсутствие, причем последнее – предпочтительнее, поскольку это было бы следствием ликвидации Украины, как государства, и вхождения ее территории в восставшее из ада «братское» сообщество.
Есть мыслители, которые полагают, что Украина для России – последний форпост, который она не позволяет себе сдать. В условиях, когда едва ли не все славянские государства, во времена СССР подчинявшиеся диктату Кремля, оставили Россию и в очередь «сбежали» в НАТО и ЕС, Украина, якобы, остается последним плацдармом, на котором она могла бы развернуть свою бурную культурно-просветительскую деятельность, рекламирующую возрождение «Святой Руси» во имя решительной борьбы с «западным сатанизмом». Опять-таки, все дело не в том, что Украина осталась последней надеждой России на распространение ее гуманитарного влияния вовне ради производства наднационального «русского мира». Здесь та особенность, что Украина есть надежда не последняя, а первая. По большому счету, без Украины нет смысла реализовывать этот сценарий, – просто потому, что без Украины нет России. И не только в смысле высказывания какого-то российского политика о том, что без Украины не будет сильной России, исторически подтвержденного фактом стремительного политического и экономического взлета Московского государства после инкорпорации Украины. Все дело в том, что Украина-Русь должна входить в состав России для легитимизации идеи российской принадлежности к «Святой Руси». В Москве прекрасно понимают, что сегодняшняя Украина с центром в Киеве – это сердце Руси, а какая страна без сердца? Какая Русь без Киева? И какие русские, с русской же идеей, без русинов, – создателей самой идеи (во всяком случае, той идеи, что живет в воображении русских)?
Россию всегда интересовали чужие территории (Эва Томпсон назвала это свойство «территориальной клептоманией»), – это безусловный факт. Здесь российские интересы не поднимаются выше материальных запросов. Но есть запросы и духовные, перед лицом которых стыдливо опускаются все материальные соображения. Для России таким запросом является Украина. Пожалуй, это – единственная страна, которая интересует Россию не территориальными своими привлекательностями, а самим фактом своего существования, своим русским брендом. Для России это – не территория, а геральдический документ. Материализованное право на владения чужой судьбой, чужой идеологией, чужой историей, даже духом. Это – золотой ключик от дверцы нарисованного камина, за которой издревле хранится нечто важное и с нетерпением ждет небезразличного хозяина. Быть может, это мистический меч-кладунец, который помогает перевернуть весь мир и перестроить его по собственному желанию. В любом случае, это нечто магически-фундаментальное, по сравнению с чем все сильное, мощное и материальное отступает на задний план и теряется в тумане. Одним словом, детский сад.
Иного, кроме как мистического, объяснения тому, зачем России понадобилось подменить свою этническую сущность, я не нахожу. Да – слава средневековой Руси, да – власть, да – владение плодородной украинской землей, но это – лишь разные формы столь тусклого и малоэргичного чувства, как зависть. Лишь в самых исключительных, патологических случаях оно ведет к серьезным преступлениям, но, как правило, зависть – не повод переворачивать мир вверх дном. Ведь это не ревность, не любовь, не ненависть, не страх, ни что другое, а только маленькая серая зависть. И маловероятно, на мой взгляд, что пылкое стремление породниться с русами у жителей Московской земли объясняется лишь этим чувством. Тем более что Российская империя уже имела счастье удовлетворить свои амбиции, завоевав одну шестую часть суши, и испытать заслуженную сатисфакцию. Но – нет. Все продолжается. Неупокоенный пепел Клааса стучится в русское сердце и зовет в далекий непостижимый путь. Спроси – и сами русские не скажут, что же им нужно от Киева. Отдай им Крым, отдай восток, заселенный массой русских, – они ведь все равно не успокоятся. Им нужен для чего-то Киев. И этот очень… романтично.
Россия настойчиво встраивается в Русь, как в систему некой трансцендентной идеи, которая в ее глазах материализуется где-то в Киеве. Для нее этот город – такая же «святая земля», как для латинских рыцарей средневековья был Иерусалим. Нашли они там Гроб Господень? Кажется, нашли. Но дивидендов от этого, все-таки, не получили. Разве что латинский мир за годы Крестовых походов до краев наполнился восточной мудростью, что в результате озарило мир кострами Возрождения, с его неповторимой западной культурой. Why not? Почему бы не предположить, что для России Киев – то же самое?
Интересно, что Э. Томпсон сравнивает отношение России к Украине с отношением Римской империи к Древней Греции. Римляне Грецию покорили, но многому у нее научились, позаимствовав даже религиозную мифологию. Все дело в том, что покоренная страна была в культурном отношении намного выше, чем страна-завоеватель. Аналогия существенная, на мой взгляд, но следует заметить, что московское культурное заимствование у Украины, официально начатое с акта «православного объединения» в XVII в., продвинувшись не слишком далеко, затем и вовсе прекратилось. В результате Украина, вместо того чтобы поднять московскую культуру до собственного уровня, сама опустилась на уровень своей неудавшейся «ученицы». Не по Сеньке шапка оказалась.
Тем не менее, замечание Э. Томпсон выглядит довольно убедительным, особенно если учесть, что главное заимствование Российской империи у Украины произошло не в годы московско-казацкой дружбы, когда вся культурно-интеллектуальная элита Украины «поднимала» Россию «с колен» крайне низкого на тот момент образования. Главное Россией было взято у самой Руси (имя, родословная, история и т.п.), причем без всякого согласия на то украинцев. Когда в годы Перестройки кто-то из иностранных журналистов назвал Россию страной с непредсказуемым прошлым, он даже не догадывался, как много нового еще преподнесет науке прошлое России. Непредсказуемость прошлого – результат постоянной многомерной фальсификации всего и вся, что касается этой уникальной державы.
Параллельно с фальсификацией идеологической, взяла разгон фальсификация… астрологическая. Именно так я называю креативную идею многочисленных астрологов называть Россию страной Водолея. Ведь Киевская Русь была Водолеем, – значит, и Россия Водолей. В этом нет для них сомнений. Когда-то Клавдий Птолемей назвал Сарматию, занимавшую в древности территорию современной Украины, страной Водолея. Сарматы – одни из предков русинов, и неслучайно антропологический тип украинцев, в отличие от русских, содержит некие иранские черты (известный из классики идеал женской красоты – «чорнії брови, карії очі»). Современная Украина, тем не менее, на «водолейский паспорт» не претендует. А вот Россия – да. Точнее, ее астрологическая элита. Мне довелось почитать несколько опусов российских астрологов, которые доказывали принадлежность России к знаку Водолея. Проблема лишь в том, что все они указывали разные даты, а значит, делали разные гороскопы России. Совпадало лишь зодиакальное Солнце: оно неизменно было в Водолее. «Поэтом можешь ты не быть…» Совпадало нередко и место рождения – Киев (кто бы сомневался?). Тем не менее, событийный ряд страны довольно точно сходился во всех предложенных астрологами гороскопах. А я вам так скажу: не может быть у государства несколько разных гороскопов. Непорядок это и бессовестная дискредитация астрологической науки, которая, конечно, за своих «талантливых» жрецов не отвечает.
В последние годы приверженцы астрологической версии о том, что Россия – водолейская страна, – заметно активизировались. Ведь наступает эра Водолея. А значит, приходит время России! Наконец-то она сможет оправдать все ожидания и исполнить свои сомнительные обещания повести народы в светлый мир добра и счастья. Но Россия – слишком вне-свободная страна, чтобы претендовать на миссию Водолея. Это – с одной стороны. А с другой – есть, все-таки, реальный вариант, по которому страна действительно может встроиться в мистериальную линию Водолея, – не по факту своей принадлежности к этому знаку, а по факту «второго имени», псевдонима. Пусть «русские» – не собственное имя данного народа, а «Россия» – не естественное название его страны. Но они себя так назвали, а это уже кое-что. В значительно меньшей степени, чем подлинное имя, но и псевдоним влияет на судьбу. Влияет виртуальным образом, в результате использования, по терминологии эзотериков, «мыслеформ» и «мыслеобразов». За словами Ницше, если ты долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя. Если ты долго называешь себя чужим именем, связываешь себя с чужим знаком, то это имя и этот знак начинают влиять на тебя.
Опираясь на эти и подобные соображения, я не исключаю, что эра Водолея станет значимой для России, – именно в результате ее собственной активности в причислении себя к его светлому лику. Пускай не совсем «по правилам», но эра Водолея неким образом проявит столь небезразличную к нему страну. Водолей есть знак свободы. И потому страна, которая всю свою историю только тем и занималась, что отвергала самую суть свободы, получит в эру Водолея свой заслуженный ответ: «Нажми на кнопку – получишь результат».
И что? Как показывает история, эра знака, к которому относится определенная страна, отнюдь не обеспечивает ей счастливой, безмятежной жизни. Уже набивший всем оскомину пример Иудеи, которая утратила свою государственность, а ее народ был надолго рассеян по свету и пережил геноцид фашизмом в собственную эру Рыб, может служить предостережением для всех фальстартом радующихся по поводу наступления «своей» эры.
Впрочем, некоторые астрологи (в частности, П. Глоба) считают, что «своя» эра дает стране возможность обогатить мировое сообщество собственной идеологией. По словам астролога, иудейский народ за свое 2000-летие Рыб вскормил две мировые религии – христианство и ислам, – из чего он заключает, что эра Рыб была эрой торжества иудейского духа. По-видимому, такую же судьбу, сам того не желая, Глоба предсказывает России. Но, во-первых, по поводу тезиса об иудейских основах христианства и ислама, – здесь есть о чем поспорить. А во-вторых, – пускай, допустим, и так. Тогда выходит, что побеждает некая русская идея, а сам народ окажется на грани выживания (как в собственную эру иудеи), и что же в этом радостного? Если Российская держава исчезнет с географической карты мира, а русские окажутся гонимыми по свету, то неужели их обрадует скромный вариант идейной компенсации? Да и наличие такого варианта мне представляется сомнительным, поскольку у евреев всегда была своя национальная идея, своя иудейская Библия, где четко выписано все, что им нужно для счастья. У интернациональной же России нет не только собственной Книги Книг, но нет самой идеи, как нет и сущностного организма русской нации.
Безусловно, не стоит все случившееся с еврейской нацией в чистом виде переносить на русский грунт и ожидать того же результата для России в эру Водолея. Тем более что она… не совсем Водолей. Совсем не обязательно России исчезать из карты мира, а русским становиться вечными скитальцами. Но есть один существенный момент, сближающий евреев и русских, – тема «четвертого дома». Иудейская духовная доктрина основана на особенности еврейской нации, на ее божественном статусе, на возвеличивании национальной идеи. В результате – потеря родины, униженное положение в глазах мирового сообщества, а под конец – контрольный выстрел: Холокост. Сплошные удары по «четвертому дому»! С точки зрения законов астрологии, здесь все закономерно, поскольку главная ошибка иудейской Библии – в национальном самовозвышении. Когда в ней говорится, что Господь благословил свой «праведный народ» на уничтожение другого, «неправедного», и этот «праведный» с великой мессианской гордостью совершил ужасный геноцид, прикрываясь «Божьей волей», – это не могло остаться без последствий. В начале «своей» эры Иудея утратила державу, долго мыкалась по свету, а в конце ее настиг ответный геноцид, и лишь под занавес эпохи она вернула себе собственную территорию, – ту самую, которую столь вероломно отняла у другого народа. Здесь очевидно лишь одно: перед нами – мистерия «четвертого дома» во всех ее многообразных проявлениях.
Ошибку иудейской Библии я вижу в том, что племенной, языческий, национальный этно-бог был назван Богом вселенским, иными словами – часть была поставлена на место целого, а материальное – на место духовного. Языческие принципы смешались с принципами христианскими (появившимися намного позже), а подверженность греху была переведена в статус безгрешности. Удар пришелся по нации и ее родному (в каком-то смысле, не совсем родному) дому. И неверно было бы сказать, что все вокруг оказались злыми и плохими, а одна лишь еврейская нация – святой и безгрешной, пострадавшей за всех и распятой невинно. Источник ее бедствий – в ней самой. Она сама сформировала свою судьбу, в которой все жестокие поступки окружающих – лишь следствие ее духовного падения.
У России также намечается мистерия «четвертого дома». Но если иудеи присвоили себе чужой, ханаанский дом, предварительно уничтожив все его население, то русские, конечно, все население Руси не вырезали. Здесь, правда, стоит упомянуть трагедию Новгорода при Иване Грозном и Киева при Андрее Боголюбском, Петровские зачистки мятежных казацких губерний, а также несколько украинских голодоморов, как минимум, один из которых (1932-33 гг.) имеет все признаки геноцида. Что ж, быть может, не все так плохо для России, но тенденция намечается опасная. И если иудейскому народу были даны столь тяжкие испытания, то, по-видимому, – для того, чтобы понять ту истину, что нет «особенных» и «исключительных» народов, которым дозволено все. Страдание – не цель, а средство. И если субъект осознает свою ошибку, он становится другим и переходит на другой энергетический уровень, где он уже неуязвим для ударов (этого порядка), и страдания для него прекращаются. По правде говоря, я не совсем уверена, что иудейская нация осознала свою ошибку и сделала правильные выводы. Ведь до сих пор на земле Израиля не умолкают разрывы снарядов и потоками льется кровь. Тем не менее, подвести какие-то духовные итоги по окончании эры Рыб иудейская нация была просто обязана.
Что касается России, то эра Водолея даст ей возможность прозреть, ведь Водолей – знак неожиданных открытий, а после таинственной и туманной эры Рыб в прозрачном свете Водолея «все тайное становится явным». Прозрение касается национального вопроса: России необходимо разобраться в своих истоках и вернуть себе «свою мать». Ей нужно покаяться перед мировым сообществом за фальсификацию всего и вся, что касается ее корней. А главное: ей нужно отказаться от мессианской идеи, от желания организовывать весь мир и вести его куда-то в пустоту. Такая же задача, как мне представляется, стояла перед еврейским народом в его эпоху.
Мессианство есть духовная болезнь того этноса, у которого не все в порядке с темой собственного рода. Один считает себя исключительным, поцелованным в темя Самим Творцом, другой вообще от своей родни отрекся, пристав к соседним берегам и кинув там духовный якорь, но результат один: в обоих случаях национальная идея сильно атрофирована. Один освящает самого себя, другой сначала надевает чужие одежды, а затем, опять-таки, освящает себя. И в то же время, принять себя таким, каков ты есть, став обычным, заурядным этносом без претензий на мировое господство или спасение человечества в «священном огне» освященной нации (а в случае России – при сопутствующей денационализации), зато обрести и раскрыть свои собственные таланты, подарить человечеству свое аутентичное искусство, – не в этом ли высшая задача народа в «свою» эпоху? «Проще надо быть – и люди за тобой потянутся»…
Первым шагом в этом направлении для России станет подлинная самоидентификация. Страна должна выявить свои ошибки и заблуждения и принять свой род, вернувшись на свою духовную родину. Тогда, быть может, русский народ изменит свое имя и возьмет себе настоящее, которое будет отражать его подлинную сущность. Это дало бы ему возможность обрести самодостаточность, отказаться от мессианства и начать творить свое собственное духовное пространство.
Впрочем, есть одно соображение, которое П. Глоба не упомянул при оценке достижений еврейского народа в эру Рыб. Главный талант этой нации, в полной мере раскрытый в ее эру, лежит… в финансовом секторе. На сегодня (быть может, ошибочно) считается, что евреи – самые богатые люди на земле. Так или иначе, но христианское общество само создало предпосылки для раскрытия этого таланта, практически лишив «вечных скитальцев» других возможностей профессиональной самореализации. В средневековую эпоху представителям еврейского этноса отказывали в получении земли (что тоже символично) и разрешали заниматься только денежными операциями. В итоге они стали виртуозами в финансовом искусстве. Плохо это или хорошо? Деньги в астрологии связаны со «вторым домом». Он ничем не хуже остальных и имеет такое же право на существование, как остальные. Богатство – не грех, если оно достигается честным путем. И мировой финансовый кризис, разразившийся почти одновременно с началом эры Водолея, дал пищу к грустным размышлениям на эту тему. Видимо, не все так честно и прозрачно с той финансовой системой, чью основу, как сейчас считается, сформировали представители еврейской нации…
Один раз, как говорят, – «не Фантомас». Поэтому пример единственного государства или этноса не может служить прямым указанием на предполагаемое развитие событий у другого. Тем более что эра Водолея – не эра Рыб. У Водолея – свои характеристики, не свойственные Рыбам. У нас нет исчерпывающей статистики по судьбам тех стран, чьи эры уже состоялись на обозримой памяти человечества, и поведение народа в «собственную» эру – явление пока малоисследованное. И если еврейской нации пришлось искупать свои грехи в свою эпоху (а искупление грехов есть свойство водных знаков, к коим принадлежат и Рыбы), то это вовсе не означает, что платить по счетам придется и России, тем более что она лишь хочет казаться Водолеем. «Хотеть – значит мочь», – гласит народная мудрость, и сбрасывать со счетов большое желание, конечно, не стоит. Поживем – увидим. Но в условиях, когда русские интеллектуалы, захлебываясь, наперебой рассказывают, что именно хорошего получит Россия в «собственную» эру, мне хочется немного охладить их пыл и снизить градус предвкушения восторга.
Что может предложить Россия миру, как Водолей? Ни новых идей, ни новых технологий она никогда не создавала. А если и создавала, то их мгновенно «обезвреживала» ее бюрократическая машина, зорко стоящая на страже традиционной русской идентичности. Российские гении и ученые-изобретатели, не имея возможности реализовать свои идеи на родине, нередко эмигрировали: не способствует российский климат росту водолейской флоры. В результате оставалось лишь заимствовать все нужное для жизни у соседей и знакомых. Свобода – тоже не российская черта. Когда русские утверждают, будто все народы в скором времени, «задрав штаны» (по Маяковскому), свободно побегут за Россией, мне хочется спросить: а когда такое было? Российская держава все народы преимущественно «усмиряла», убеждая их «идти за ней» авторитетным словом силы. Никто из них не сдавался добровольно. Так откуда вдруг свободное принятие? Генетика (в том числе психологическая) – вещь упрямая. Если не было в истории России тенденции к таким событиям, то и не будет.
Русской нации, как я уже заметила, следует вернуться к своему собственному имени. Не являются ее финно-угорские корни чем-то хуже других. Здесь стоит вспомнить слова Андрея Боголюбского, адресованные его отцу, а на самом деле (и в более широком смысле) – его родной стране, с направленностью в будущее: «Пошли домой затепло, на Руси нам места нет». Великий мудрый князь Андрей, «первый великоросс на исторической сцене»… Прислушаться бы к его словам. Он почти вывел свою землю по силе и могуществу на уровень Руси, достойно противостоял всем вызовам тогдашнего времени. Сумел добиться независимости для подвластной ему территории. А Россия, судя по всему (как Юрий Долгорукий, который четырежды порывался вокняжиться в Киеве и трижды был оттуда выбит, а на четвертый раз умер), ныне очень зависима от своих «мыслеформ и мыслеобразов», от придуманной самой себе судьбы, без ориентации на подлинную реальность.
Недавно в Украине и в России проводились социологические исследования на предмет избрания гражданами этих стран наиболее великих их представителей. Что интересно: в предложенном списке «имен России» оказалось немало украинцев (Хмельницкий, Вернадский, Козловский, Довженко, Кожедуб, Поддубный, Гоголь, Махно и т.п.). Не попал в этот список лишь Степан Бандера, – вот уж кого русские не стали приватизировать! Впрочем, как и других «предателей» России (Мазепу, Орлика, Выговского и др.), которых тоже не было в списках, хотя, по крайней мере, они являются не менее «русскими», чем вышеупомянутые господа. По данным СМИ, в первые недели голосования представители украинской вольницы Махно и Хмельницкий уверенно вырвались вперед, – чего испугались сами организаторы проекта и быстро убрали их фамилии из списка («как бы чего не вышло»). Все-таки жива еще в народной памяти Помаранчевая революция в Украине, – не знак ли это симпатий российских граждан к украинскому политическому проекту, столь опасному для грандиозных замыслов «Святой Руси»?
Встречались среди российских номинантов и древнерусские князья. К моему величайшему разочарованию, в номинации не фигурировал Андрей Боголюбский, по-видимому, как едва ли не единственный известный великоросс с чувством собственного достоинства. А зря! Не желают люди знать свою историю (впрочем, он не был оценен еще при жизни и плохо кончил). Зато на месте был его отец Юрий Долгорукий (как-никак, Москву построил, да и от Киева не отказывался). Но больше всего меня рассмешило участие в голосовании имени… Рюрика. Без комментариев.
Довольно долго в проекте лидировали Ленин и Сталин. Организаторы предполагали, что успехи главных тиранов России – дело рук коммунистов и приколистов. Используя технику так называемого флешмоба, в компьютерные системы якобы запускались вирусы, размножавшие эти имена, и потому организаторы периодически аннулировали результаты голосований и закрывали сайт «по техническим причинам». Их оппоненты аргументировали свои протесты тем, что голосования проводились параллельно на многих форумах, сайтах и блогах, и везде безоговорочным лидером был Сталин. Многие русские интеллигенты пребывали в шоке, удивляясь столь мазохистскому выбору своего народа (честно говоря, я не удивлена). Поэтому не исключено, что под конец голосования усилиями самих организаторов ситуация была отредактирована и первым местом был награжден Александр Невский – русский князь ордынской эпохи, личность довольно мутная и малоизученная самими историками. О нем известно лишь то, что он был приемным сыном монгольского хана. При нем Московия находилась под протекторатом Золотой Орды, и он доблестно воевал за «землю русскую», точнее, за ту ее часть, на которую распространялась власть ордынцев, против конкурирующих монгольских кланов и тевтонских рыцарей.
В итоге Сталину досталось лишь третье место, а на втором оказался Столыпин, что само по себе неожиданно, поскольку Россия в свое время не смогла оценить по достоинству экономических реформ Столыпина и они не произвели на ее экономику должного эффекта (ну, не либеральная это страна!). На украинских-то территориях его идеи получили должное развитие (еще бы!), но в масштабах всей страны ничего существенного не вышло, хотя проект был многообещающим. Помешал успеху русский менталитет. Впечатляет также то, что первые три места получили почти одинаковое количество голосов: их друг от друга отделяют, как говорят в гимнастике, лишь сотые доли баллов. Так что подлинный лидер народного голосования в России, все-таки, – Сталин. Таков выбор народа.
Что касается Невского, то очень печально и, в то же время, симптоматично, что «национальным символом» объявили человека, который был вассалом монголо-татарского хана и вел ратные бои во имя укрепления ордынской империи, лишь частью которой была его родина. Так во Вторую мировую украинские солдаты были вынуждены воевать за освобождение своей земли от немецких захватчиков, чтобы затем вновь вверить ее заботам людоедской Сталинской империи. Да и в составе Российской державы украинцам пришлось вволю повоевать за собственную землю, в которой они не были хозяевами. Судьба доблестных вассалов… Но в Украине подобные бравые молодцы, беззаветно преданные императору, хотя бы не лидировали.
По счастью, голосование подобного конкурса в Украине дало более жизнерадостные результаты: на первом месте оказался Киевский князь Ярослав Мудрый, который, все же, был хозяином в собственном доме и, коль уж сражался, то за свои державные интересы. Но главные его успехи в глазах украинцев – не на военном поприще, а в культурно-просветительной деятельности, уникальной за весь период существования Руси, да и в дальнейшем Украины. С украинским проектом, правда, тоже случился информационный скандал: долгое время в рейтинге лидировал Степан Бандера, и только в последние дни, путем неимоверных усилий по вбрасыванию дополнительных голосов за Ярослава Мудрого и… врача Амосова (видимо, аналога российского Столыпина), организованных, по слухам, самими авторами проекта, «политкорректность» восторжествовала. Иначе рейтинг получился бы слишком «украинским», и это в очередной раз обидело бы Россию.
«Русское поле» сейчас находится на подъеме. Во всяком случае, его интеллектуальная и духовная элита. Все ждут от эры Водолея чего-то грандиозного и перспективного для собственной страны. Но для построения какой-либо стратегии развития необходима правильная и точная самоидентификация, а Россия по-прежнему играет в «Святую Русь», вкладывая в это понятие нечто эфемерное. По словам Пахлевской, Россия за последнее столетие дважды пережила крах своей государственности, при этом дважды утратив «какую-либо наследственность своего культурного кода». На мой взгляд, беда как раз не в этом. Не страшно терять то, чего не имеешь. Грешно смеяться, но мне вдруг вспомнилась ситуация с отменой гастролей в Киеве одной российской певицы, известной двумя характерными особенностями: наличием знаменитой мамы и полным отсутствием голоса. Когда я узнала, что гастроли отменили по причине потери певицей голоса из-за простуды, моей первой реакцией было недоумение: «Какого голоса?» Мне казалось, что трагедии с голосом зрители не заметят. То же самое – с культурным кодом: когда его нет, то ничего не меняется с его формальной потерей. Другое дело, что на самом-то деле он есть, но – ау-ау! Где он?
Россия – очень интересная страна, и я предвижу массу исторических открытий, которые сделают ее ученые. Хотелось бы, чтобы они внимательно проанализировали историю страны, от момента заселения северо-восточных земель карело-финским этносом до наших дней. Наиболее интересными мне представляются здесь два периода: период обретения независимости от Киева и время покорения данной земли монголо-татарским ханством. Первый из них я бы назвала моментом осознания будущей Московией своего уникального культурного кода, а второй – моментом его (надеюсь, временной) потери. Ведь «татаризация» Московии в итоге привела к парадоксальным следствиям: к ее номинальной «русификации». Чем больше она погружалась в ордынский субстрат, тем больше ей хотелось ощущать себя Русью. Получилось так, что одна империя вызвала у бывшего русского Залесья неудержимую потребность состояться в качестве другой империи. На долгие столетия названия «татарин» и «русский» стали практически синонимами. «Поскреби московита – найдешь татарина», – написал кто-то из русских. И психология народа изменилась кардинальным образом. Точнее, она обогатилась новыми красками. Спокойный и уравновешенный финский этнос стал вдруг чрезвычайно боевым, неравнодушным и активным. При этом усилилась его идейная византие-зависимость, всячески поощрявшаяся ордынским руководством, что, в свою очередь, дало толчок к беспрецедентному расцвету… мессианства.
Мессианство и религиозная риторика, как я уже ранее писала, есть проявления знака Стрельца. Поэтому не удивительно, что они стали печально обнаруживаться у жителей Московии с момента подчинения ее монголо-татарскому ханству. Ведь Стрелец – знак кочевнической жизни, характеризующийся дальними странствиями (в т.ч. лошадьми) и тягой к чужеземным территориям. А духовные и религиозные учения есть те же странствия к иным мирам, но посредством мысли. По-видимому, Стрелец – не природный и не первичный знак для московской территории, но с некоторых пор он стал для нее своим. Тогда же возникла идея многонациональной империи, – под влиянием «звезды королей» Юпитера. В итоге сплелись воедино все качества Стрельца: степной кочевой темперамент, имперские амбиции постоянного расширения и религиозное мессианство. Интересы ордынской власти и умирающей, но идейно не сдающейся Византии сошлись: под властью хана Московия начала конструировать идеи всеобщего православного спасения (в религиозных вопросах хан вообще был поразительным демократом). Характерно, что в царском доме Романовых было принято одного из наследников называть Константином – с намеком на принятие эстафеты от Константинополя.
«Православие, самодержавие, народность» – эти три кита формируют официальную русскую национальную идею. При этом большинство людей, активно ее поддерживающих, не имеют даже представления о сути православия. Они в нем нуждаются, как в символе своей «отдельности», оппозиционности по отношению к западному миру. Чем православие лучше католичества? И в чем оно более право? На мой взгляд, ошибаются во многом обе конфессии, и тот идеологический спор, который они некогда затеяли, раскрывает лишь банальную людскую низость и примитивность в глазах Творца. Кто из нас имеет право рассуждать на тему исхождения Святого Духа от Отца или Отца и Сына? Откуда мы можем это знать? Наше дело – соблюдать библейские заповеди, а все споры по поводу большего или меньшего постижения христианских смыслов – от лукавого.
Я поступаю несколько проще: главное различие между католичеством и православием локализую в гендерной сфере. Иными словами, один из них – мальчик, другой – девочка (об этом много сказано в моих работах). Кто прав: мальчик или девочка? Кто из них более человек, или, точнее, кто из них человек, а кто – нет? Пока они в ссоре, между ними нет любви, – и нет основы христианства. Отдельно мальчик и отдельно девочка не есть весь человеческий род. Они представляют его лишь вместе.
Православие – это «женский» вариант христианства. Он более скрытен и таинственен, более традиционен и ортодоксален, чем католичество. Когда-то Бердяев назвал Россию женской стихией, страной, которая «невестится» в ожидании жениха. По его словам, она ждет брачного соединения с сильным мужским духом, который философ видел в Германии. Ему казалось идеальным соединение женского русского начала с мужским немецким, – соединение, которое, на взгляд философа, должно было дать некое новое качество, превосходящее два исходных типа (кстати, он стоял за экуменизм – объединение христианских конфессий). У России действительно прослеживается определенное тяготение к контактам с Германией: не к ночи будь помянут знаменитый пакт Молотова-Риббентропа, который обеспечивал двум государствам подлинное мировое господство. Если бы СССР и Германия до конца мировой войны сражались на одной стороне, то весь оставшийся мир наверняка был бы повержен. К слову сказать, недавно между Россией и Германией был подписан некий договор, уже названный в Европе новым пактом Молотова-Риббентропа.
Известный итальянский ученый-славист Витторио Страда утверждал, что судьба Европы решается посредством альянсов России с Германией. По замечанию О. Пахлевской, ЕС не приветствовал развал СССР, потому что предвидел объединение Германии и эта перспектива его пугала. «Немцы имеют в своей исторической традиции сильную имперскую амбицию – отсюда этот feeling с Москвой, – сказала исследовательница. – В свое время Тютчев представлял русско-немецкий альянс как силу, способную противопоставить себя остальной Европе. И сегодня это латентное противостояние Германии Европе сохраняется – отсюда и «Северный поток», отсюда и идея создания оси Берлин – Париж – Москва. И вспомнить, в конце концов, что вся неоевразийская теория заимствована в основном из немецкой геополитики»… Неоевразизм, по мнению О. Пахлевской, в свою очередь, опирается на неофашистские силы. Поэтому так настораживает небывалое количество российских текстов о неразрывном альянсе России и Германии, а также новых (видимо, совместных или, как минимум, дружественных) интерпретаций Второй мировой войны. По одним из них, в войне обвиняется Польша (как страна, которая преступно отказалась удовлетворить «законные» территориальные претензии Германии), по другим – США (и так понятно). А недавно я прочитала еще одну оригинальную трактовку авторства цвета русской исторической интеллигенции, по которой во Второй мировой войне обвиняется… Организация украинских националистов. Во всем, оказывается, виноваты украинцы. Они-де в 1934 г. организовали теракт (убийство министра иностранных дел Франции и короля Югославии), из-за которого несколько лет спустя (!) во всем мире и вспыхнула война. Одним словом, виноват кто угодно, только не Россия или Германия.
В эпоху Средневековья, когда германские короли пытались возродить Священную Римскую империю, тогда же Византия соблазнила Московию идеей Третьего Рима. Ясно, что как немцы меньше всего интересовались сущностью католических идей, так и русские – сущностью идей православных. Их интересовала власть в Европе. Затем возобладали откровенно антихристианские силы, но действующими лицами были те же: Германия создала свой языческий Третий Рейх, который продолжал средневековые традиции Фридриха Барбароссы, а Россия – атеистический Третий Интернационал. Третий Рейх познакомил мир с фашизмом, а Третий Интернационал – с коммунизмом. Оба были признаны мировым сообществом наиболее страшными и разрушительными тоталитарными режимами за всю историю человечества. По сути, они – близнецы-братья. И если Германии не дают покоя лавры Рима, то Россия кокетливо примеряет фату Византии (простите за невольно коммунистический стиль выражения). Складывается впечатление, что страны играют в чужие игры, при этом плохо понимая их суть. И это очень похоже на одержимость.
Сегодняшняя Россия, на мой взгляд, зависла, как компьютер, продуцируя византийско-ханскую идею объединения православного мира, причем в условиях ее неактуальности. Для Византии, изнывавшей когда-то в мусульманском плену, эта давняя идея имела смысл, а нынче – что? Теперь она нужна не Византии, а самой России. И не в качестве духовной идеи православия, а в качестве идеи российской власти над Европой. Чтобы получить власть, нужно победить врагов. Необходимые враги придумываются искусственно (Стрельцу нужны враги, поскольку религия есть духовное сражение с нечистой силой). Против врагов нужно вооружаться. Даже церковь некогда вооружала массы на борьбу с «чужими», а именно – с религиозными конкурентами.
Россия сегодня, на мой взгляд, зависла, как компьютер, продуцируя все ту же византийско-ханскую идею объединения православного мира, причем в условиях ее неактуальности. Для Византии, изнывавшей когда-то в мусульманском плену, эта давняя идея имела смысл, а нынче – что? Необходимые враги придумываются искусственно (Стрельцу нужны враги, поскольку религия есть духовное сражение с нечистой силой). Против врагов нужно вооружаться. Даже церковь некогда вооружала массы на борьбу с «чужими», а именно – с религиозными конкурентами.
Акцент на милитарно-силовые приоритеты был сделан даже в русском языке. Когда-то юморист-универсал Задорнов, рассказывая о «глупых американцах» и «злотворном» западе, аргументировал свои слова сравнительным анализом английских и русско-славянских слов. Примеров я не помню, поэтому не буду их перечислять. Но главная особенность мне хорошо запомнилась: юморист отождествлял при этом «три славянских народа», считая корни славянских слов их общей принадлежностью: «Мы, русские»… И к ним великодушно относил украинцев, в языке которых – тот же смысл. Примеры брал из глубокой древности, в которой предки украинцев действительно использовали в речи эти корни, но – в отличие от предков русских! У тех ведь были свои мордово-финские слова! Что же говорить: «Мы», «В нашем языке»? Впрочем, юмористы не обязаны знать этнографию и лингвистику.
Тем не менее, сравнительный анализ слов украинские ученые имели смелость тоже провести. Только они сравнивали не русский с английским, а русский с украинским. И смысловое содержание вербальных корней этих двух языков открыло столь поразительную разницу, что впору было хвататься за голову. Если Задорнов, сравнивая славянский язык с английским, акцентировал внимание на повышенной духовности первого и бездуховности второго, то в данном случае обнаружилась иная картина. В книге А. Братко-Кутинского можно найти массу таких сравнений. Приведу лишь некоторые из них. Украинское слово «країна», «край» (к + рай) – подразумевается то, что выделено богом Ра, направлено к Раю, к храму Солнца. Русское соответствие – «страна», т.е. «сторона», та или иная, – нечто пассивное, бескачественное. «Громадянство» – принадлежность к «громаде» (вольной, самоуправляемой организации с выборным руководством). В русском – «гражданство», т.е. принадлежность к привилегированному (служилому) слою подданных «государя», составлявшему население «гражд» (укрепленных пунктов). Вне «гражд», как правило, проживали инородцы, не имевшие гражданских прав.
А вот наиболее яркий образец сравнения: ячейка общества – «подружжя» (рус. «супружество»). В украинском варианте партнеры «сдружены», соединены по взаимному согласию, в русском – их спрягают в пару, делают из них «супругов». В отличие от Украины, где парень и девушка могли встречаться до свадьбы и делать свой выбор по собственной воле, руководствуясь взаимным чувством, в древней Московии, как правило, о свадьбе договаривались родители, а молодежь нередко знакомилась только перед свадьбой. Та же тенденция – в слове «шлюб» (рус. «брак»). «Шлюб» – т.е. «злюб». Он символизирует взаимную любовь, тогда как «брак» – силу («брать», «спрягать»).
Как замечает Братко-Кутинский, для украинского менталитета наивысшей характеристикой является «світло», «ясність», тогда как для русского – сила и величие. Например, в титулах высших руководителей: укр. «ясновельможність» – рус. «величество». По словам исследователя, украинцы ценят не уподобление образцу («образованность»), а приближение к свету, к высшей истине – «освіта». Для них важна лишь человеческая самобытность и особенность. Отсюда украинские слова «особа», «особистість», которым соответствуют русские «лицо», «личность». В первом случае речь идет о глубокой, внутренней характеристике особенного и неповторимого субъекта, а во втором – о внешней («личина», т.е. маска).
Другие исследователи приводят массу подобных примеров, где проявляется главное отличие между русским и украинским менталитетами (силовая тенденция у русских и тенденция к свободе у украинцев). В качестве собственного примера могу назвать украинское словосочетание «переважна більшість», делающее акцент на уважение, – ему соответствует русское «подавляющее большинство» (вместо уважения – силовое воздействие, подавление).
В русский менталитет сила «пришла» не сразу, и наверняка ее приход был связан с необходимостью решения задач «последнего оплота православия». Собственно, церковнославянский язык, который является основой русского, родом из Болгарии, которая долгое время была подчинена Византии. Так что «русская идея» – налицо. Только она не русская (точнее, не исходящая от Руси), и не славянская. И даже не карело-финская. Она родом из помпезной императорской Византии и посыпана целебным золотоордынским порошком. По сути дела, это старый отголосок спора между православием и католичеством, похоронивший христианство актом церковного раскола 1054 г. По какой-то для меня неизъяснимой логике исполнение православной партии стало некой «идеей фикс» Московии-России. И меня интересует вопрос не «почему?», а «для чего?» Хотелось бы, чтобы российские исследователи когда-нибудь дали на него ответ. А пока лишь известно, что в период Крестовых походов, когда православные власти на повышенных тонах вели свой истеричный диалог с католическими, на Руси произошел переворот: империи не стало и старт взяла Владимиро-Суздальская земля, в дальнейшем поименованная историками в Северо-Восточную Русь…
Итак, какие выводы? Судьба страны напрямую связана с ее именем. И если Россия вернет себе истинное имя и станет, наконец, сама собой, то рассыплется и карточный имперский домик, а на его месте «воспрянет ото сна» нормальная национальная держава без мессианских целей и комплексов. Я понимаю, что мои прогнозы и пожелания кардинальным образом расходятся с прогнозами и пожеланиями идеологов «великого пути» России в грядущую эпоху. Но довольно мессианства, довольно надличностных и наднациональных идеалов, довольно убаюкивать людей рассказами о будущем земном всеобщем рае. Рай может быть лишь на Небе. А здесь мы отрабатываем свои грехи, стараясь не наделать новых, – во имя тех же светлых идеалов.
Прошу прощения за слишком подробное изложение своих мыслей: я просто хочу быть максимально понятой. Исхожу из той позиции, что гениальность – в скромности, поскольку скромность есть следствие духовной чистоты. Именно в ней – подлинное величие. Уж так устроен мир.
